Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Стартап-культура была им не близка. Они бы взглянули на сайт компании и отказались. На странице вакансий мелькало слайд-шоу: групповые фотографии, нас в футболках «Я компьютерно управляемый», групповые фотографии, где мы сидим друг у друга на плечах, строя дурацкие рожи. Фотографии гендиректора и моих коллег, добровольно участвующих в основанном на страхе состязании на выносливость возле Тахо, в котором они преодолевали массированную полосу препятствий, барахтались в баках ледяной воды и месили грязь в поле, а бывшие спортсмены второй лиги подгоняли их электрошокерами. Мои фотографии, где я, толстошеяя и ухмыляющаяся, моделирую фирменную футболку компании.

Мои друзья и подруги были трудолюбивы и преданы делу, но их род занятий плохо оплачивался, и с этой точки зрения их жизненный выбор никак не впечатлял. На таких кое-кто из технарей смотрел свысока за то, что они не вносят существенного вклада в экономику. Хотя насмешки были взаимны – представься кто из наших ровесников предпринимателем, мои друзья над ним бы покровительственно посмеялись.

В любом случае, мир моих друзей был чувственным, эмоциональным, сложным. Метафизическим и экспрессивным. Порой, может быть, хаотичным. Аналитическое программное обеспечение этому миру не помогало. И я сомневалась, что смогу назвать этот мир своим.

Если в Нью-Йорке я никогда не задумывалась, что за Интернетом стоят люди, то в Сан-Франциско об этом невозможно было забыть. Шикарные логотипы стартапов красовались не только на крышах складов и офисных башен, но на головных уборах, жилетах и велосипедных костюмах горожан, спешащих в центр и из центра.

Город усеивали напоминания о том, что английский язык разрушается. Полоса хайвэя, пронзающая от Сан-Франциско до Сан-Хосе Кремниевую долину – где деньги и впрямь начинают шалеть, а цены на щит при дороге взлетать до небес, – была окружена рекламой продуктов для разработчиков программного обеспечения на языке, мало похожем на современную речь. Реклама выходила за рамки всех структур контекста и грамматики: «МЫ ЗАФИКСИРОВАЛИ УЖИН» (доставка еды), «КАК РАБОТАЕТ ЗАВТРА» (хранилище файлов), «СПРОСИ СВОЕГО РАЗРАБОТЧИКА» (облачные коммуникации). Рядом с более традиционной рекламой эта казалась футуристичной и странной, хотя и старые отрасли начали лучше понимать новую целевую аудиторию. Финансовая компания – уже больше века предоставляющая услуги страхования жизни и управления инвестициями, а в 1980-х годах беспардонного мошенничества – грамматики не нарушала, но поднесла аудитории, не горящей желанием себя узнавать, зеркало. Ее реклама гласила: «ВЛОЖИ В СОЦИАЛЬНО ЗНАЧИМОЕ: В СВОЙ УХОД НА ПЕНСИЮ».

Как-то вечером, спускаясь по вокзальному эскалатору, я обратила внимание на плакат над перроном внизу. Продукт представлял собой приложение для хранения паролей, но реклама компании обращалась не к пользователям, а к соискателям вакансий. Обращалась ко мне.

На плакате пятеро со скрещенными руками выстроились клином. Все в одинаковых синих толстовках и одинаковых резиновых масках единорога. Я проехала мимо одной из голов. Надпись гласила: «ПОСТРОЕНО ЛЮДЬМИ – ИСПОЛЬЗУЕТСЯ ЕДИНОРОГАМИ».

О чем были разговоры? Люди говорили «соисполнитель» и «высокоуровневый». Употребляли «спрашивать», «прикреплять» и «проваливать» как существительные. Вместо «адюльтера» шутили о «взрослении». Вирусные мемы заменяли социальную валюту. Интернет-сленг вытеснил чуть не весь словарь. «Ты знаешь эту гифку с анимированным человечком?» – спросил, описывая свое эмоциональное состояние, коллега чуть за двадцать. Я не знала. «Лол», – сказал он, не смеясь. Ха-ха, сказала я. Тоже не смеясь.

Ни одному из стартапов в экосистеме не дали имя в расчете на будущие поколения, и уж точно не для истории. Стандарты присвоения имен диктовала доступность универсального указателя ресурса, заставляя новые компании проявлять творческий подход. Где-то студия разработки и продвижения торговой марки пыталась убедить учредителей прикинуться неграмотными. Основатели стартапов учреждали компании с ограниченной ответственностью под придуманными словами-гибридами или существительными с опущенными гласными. Я смирилась с будущим, где, если повезет, обучению внуков в колледже я буду обязана компании с названием, звучащим как случайная метатеза или фрейдистская оговорка.

Иногда я чувствовала себя говорящей на другом языке – или на том же языке, но с совершенно другими правилами. Общий лексикон отсутствовал. Вместо этого в ходу было нечто невербальное, ни красотой, ни внятностью не блиставшее: самодовольное смешение делового жаргона со спортивными и военными метафорами. Призыв к действию, линия фронта и окопы, блиц-масштабирование. Компании не разорялись, они гибли. Мы не конкурировали, мы шли на войну.

– Мы производим продукты, – произнес гендиректор, наставляя нас на общем собрании во вторник, – которые способны раздвинуть горизонты человечества.