Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Когда подруга гендиректора поинтересовалась моей работой, я отмолчалась. Работа была базовой темой для разговора, и для меня всеобъемлющей, только я не знала, насколько ей действительно интересно или сколько она уже знала. Я не была уверена, не передаст ли она что-то из сказанного мной своему парню. Потому вечер обретал оттенок неофициальной аттестации – хотя не расскажи она ничего, сильно лучше не стало бы. Отчего я чувствовала себя еще больше не в своей тарелке, чем на настоящем свидании.

Гендиректор незримо присутствовал на нашей встрече, и я не могла расслабиться и посмотреть на нее как на независимого человека. Мне было стыдно за неспособность увидеть ее как таковую. Мне не нравилось, что для меня она оставалась в первую очередь чьей-то подругой, помощницей, придатком, но совладать со своими опасениями я не могла. Может, для дружбы одного взаимного желания недостаточно? Может, у нас просто не так много общего?

Первый бокал вина мы пили медленно, маленькими глоточками. Говорили о прочитанных или купленных, но не открытых за недосугом книгах. Обещали, обе неискренне, вместе сходить в кино.

Возникающие в разговоре паузы мы заполняли виновато-извиняющимися улыбками, перекатывая вино во рту, словно пили нечто куда более изысканное, чем ординарное белое. В конце концов мы допили и в едином порыве молчаливого единения отклонили предложенный официантом второй бокал.

В середине лета появилась новость о том, что контрактник Агентства национальной безопасности слил секретную информацию об огромных, разветвленных программах слежки правительства США. В обед мы с коллегами проигнорировали мультимедийные приложения, забивающие наши телефоны извещающими уведомлениями об этой истории, и обсуждали, откуда брать еду навынос: с фуд-корта торгового центра или из мексиканского ресторана? Мы вернулись со сносной тайской едой и соленым рамэном и сели за большие общие столы, обсуждая подкасты и престижное телевидение, плохие данные и предстоящие отпуска. Затем вернулись за рабочие столы и продолжили создавать, продавать, поддерживать и внедрять на рынок наше программное обеспечение.

В своих откровениях разоблачитель поведал, что АНБ читало личные сообщения частных лиц: письма и тексты по электронной почте, прямые сообщения на платформах социальных сетей. Агентство собирало списки контактов и создавало карты связи, отслеживало, где, когда и с кем встречались американцы. Информацию о действиях граждан в Интернете АНБ собирало без их ведома или согласия. Для этого агрегировали файлы куки, позволявшие отследить поведение пользователей и выявить связи между ними в Интернете. О куки-файлах я прекрасно знала: они были важнейшей технологией аналитического софта.

Для получения части этой информации АНБ обратилось к Облаку. За представлениями об Облаке, с его якобы прозрачностью и эфемерностью, скрывалась физическая реальность: Облако представляло собой просто аппаратную сеть, хранящую данные неограниченное время. Любое оборудование можно взломать. Правительство взломало и разграбило серверы глобальных технологических компаний. Кто-то говорил, что технологические компании сами пошли на сотрудничество и преднамеренно создавали дефекты, позволяющие обойти систему безопасности. Другие защищали их невиновность. Трудно было понять, кому сочувствовать и кого опасться.

Мое внимание привлекла одна деталь истории, незначительная подробность, практически заметка на полях. Выяснилось, что сотрудники низшего звена в АНБ, включая контрактников, имели доступ к тем же базам данных и запросам, что и их высшее начальство. Агенты регулярно следили за членами семей и пассиями, врагами и друзьями. Все считали это кошмаром. Однако представить это было несложно.

На работе мы ни разу не заговорили о разоблачителе, даже во время «счастливого часа». В аналитическом стартапе мы вообще редко обсуждали новости, тем более не собирались начинать с этой истории. Мы не думали о себе как об участниках экономики слежки. И, разумеется, не думали о своей роли в поддержке и упорядочении создания нерегламентированных законом частных баз данных о поведении человека. Мы просто давали менеджерам по продукту возможность проводить более качественные А/Б-тесты. Просто помогали разработчикам совершенствовать приложения. Все элементарно: одни любили наш продукт и использовали для улучшения своих продуктов, чтобы и их продукты могли полюбить другие люди. В этом нет ничего плохого. Кроме того, если не мы, этим занялся бы кто-то еще. На рынке мы были отнюдь не единственной независимой фирмой, предлагавшая инструменты аналитики пользователей.

Единственным моральным затруднением, которое мы сразу признали, был вопрос о продаже данных рекламодателям. Тут мы были чисты. Наши клиенты могли с помощью нашего инструмента собирать данные и продавать их, но это было делом наших клиентов, их данные принадлежали им. Мы же – просто нейтральная платформа, канал.