Переведя невольника в более или менее нормальное положение, так сказать, оставив его сидеть на довольно удобном стуле, компаньоны вдруг обратили внимание, что внешность его с того момента, как они оказались в хате, значительно изменилась: левый глаз подплыл полностью; правый сузился настолько, что едва выглядывал из-под припухших век, налившихся «неприятной синюшностью»; все лицо покрывала характерная синева, возникшая после энергичных пинков; на левой скуле образовалась огромная гематома; при каждом покашливании из носа и рта вырывались кровавые брызги и красные пузыри.
– Я вижу, ты наконец созрел для нормальной беседы, – ухмыляясь, проговорил суровый бандит и махнул рукой в сторону двоих компаньонов, – вот эти люди доведут до тебя смысл наших претензий.
– Чихать я хотел на ваши претензии! – ответил неустрашимый владелец, сплевывая на пол немного загустевшую красноватую жидкость. – Как и на вас самих: денег у меня нет, а жизнь моя и так ничего не стоит; разъясняя для таких «идиотов», как вы, днем ли раньше умирать либо «скопытиться» немного попозже – мне уже абсолютно без разницы, – и глядя прямо в глаза ненавистным мучителям, злобно так, с ехидцею, засмеялся, выставляя на всеобщее обозрение окровавленные полусгнившие зубы.
– Ты, я так разумею, не понял, – двинулся на сапожника Батька Юхно, начиная багроветь от нового приступа гнева и потирая руки с явным намерением продолжить жестокое избиение, – с тобой шутить, «поганая гнида», никто, по сути, не собирается: станется нужно – забьем и до смерти! Властям же впоследствии скажем, что ты шпионишь для «москалей», а при задержании оказал нам существенное сопротивление.
– Хватит, Сидор, – оборвал его полицейский, – давай попробуем просто спросить… он ведь даже еще не знает, о каком пустяке мы собираемся с ним разговаривать, а значит, узнай он правду, возможно, и согласится с нами сотрудничать без никому не нужных зверских приемчиков.
– Хорошо, – согласился атаман, прекрасно понимая, что, покончив с Бондарем, они вряд ли достигнут выбранной цели, – пробуйте, – одобрил предложение, но тут же, в основном предназначая свои слова для Данилы, злостно дополнил: – Но учтите, если он ничего не наговорит, то тогда его уже ничто не спасет.
Воспользовавшись хитрой игрой беспощадного Батьки, Королев сразу же принялся за предложенное им дело и, сделав лицо умиленным, спокойно начал выспрашивать у сапожника:
– Послушайте-ка, милейший… в общем, мы не желаем, дядя, тебе никакого зла – просто у тебя находится одна небольшая вещица – которая, кстати, больше наша, нежели чем твоя – и если бы ты потрудился вернуть нам ее добровольно, то весь конфликт был бы сразу исчерпан, а тебя, соответственно, оставили бы в покое. Лично мне кажется, что мое предложение вполне справедливо – тебе так не думается?
– Странно, – пытаясь напрячь одряхлевшую память, наморщил Данило лоб, усиленно что-то пытаясь вспомнить, – но я с полной уверенностью могу утверждать, что у меня и своё-то не всегда всё на месте, не говоря уже про чужое – лишнего мне и даром не надо.
– Хорошо, – понимая, что без наглядного примера не обойтись, произнес умудренный оперативник и, уже направляясь к двери, через плечо для разъяснения «бросил»: – Полагаю, что в настоящем случае будет лучше один раз продемонстрировать, чем тысячу раз рассказывать, – не забыв на время своего недолгого отсутствия проинструктировать жестокого атамана, – только бить его больше не надо… я ненадолго, и скоро вернусь.
Как и обещал, дипломатичный переговорщик отсутствовал не больше семи минут – промежутка времени, потребовавшегося ему, чтобы дойти до машины, чтобы перекинуться там парой любезных слов с прекрасной Викторией, чтобы ей объяснить, что «дознание» пока выглядит как полнейшая тупиковая ситуация, чтобы одновременно достать из тайника шкатулку со Зловещим сокровищем и чтобы, заканчивая нетрудное мероприятие легким поцелуем с возлюбленной, вернуться обратно. Увлеченный увлекательными манипуляциями, в итоге отважный герой не заметил, как совсем еще юная девушка, неспешной походкой приближавшаяся к дому сапожника, увидев, что внутрь заходит неизвестный мужчина, заспешила к хате гораздо быстрее.
Когда она подошла к калитке, Багирова, сидевшая в машине и выполнявшая роль наблюдателя, увидев невинное, поистине божественное, творение, удивленная, вскрикнула и энергично принялась протирать глаза, предположив, что от пережитых за последнее время волнений у нее вдруг случились галлюцинации; однако, невзирая на все ее настойчивые усилия, «видение» не исчезало, а напротив, смело шагнуло на территорию неказистой постройки и, ускорив шаг, решительно направилось в сторону единственной двери.
Глава XLVIII. Любовь Ковальского