Зловещее сокровище

– Нет, он упертый, – настаивала прекрасная дочка, мельком окинув взглядом родителя; он в свою очередь оглядывал непрошенных гостей с неограниченной ненавистью, грозно «сверкая» злыми зрачками, – если уж он что-то решил, то его не свернуть никакими жестокими пытками. С монеткой же история вообще запутанная, – тут она заметила у отца под ногтями острые швейные принадлежности, всплеснула руками и, с мольбой глядя в глаза Аркадию, запричитала жалостным голосом: – Выньте, пожалуйста, выньте скорее иголки, и лишь тогда я продолжу.

Ковальский словно только и ждал, когда к нему обратятся с подобной просьбой, и, ни с кем не советуясь, бросился к связанному мужчине, давно уже обезумевшему от боли (что выражалось в полнейшем ее игнорировании), после чего извлек все остроконечные предметы, причинявшие тому неописуемо мучительные страдания. Ярена, видя, как ради нее старается незнакомый мужчина, лишний раз убедилась, что в стане неприятеля у нее появился и союзник, и преданный друг, готовый ради нее на любые смелые подвиги; заручившись его почти бездумной поддержкой, она продолжала более чем уверенно:

– У папы действительно есть в точности такой талисман – он достался ему от отца, а тому от нашего деда. Перед смертью мой дедушка передал сыну страшное завещание, требующее «спрятать ужасный предмет подальше и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах никогда никому его не показывать»; он пояснил, что на нем висит древнее ужасающее Заклятье; подводя итог, скажу, что хранить реликвию, не допуская к ней никого посторонних, стало нашей семейной традицией. Однако мой папа почему-то решил, что непременно должен обезопасить меня от ужасной повинности, и спрятал вещицу, как ему казалось, в очень надежное место.

– Ты ведь знаешь, где он ее хранит? – не смогла удержаться от вопроса Виктория.

– Отец думает, что сокрыл ее так, что никто и никогда не сможет найти, – продолжала юная ди́вчина, – и всё бы было, как он задумал, если бы каждый раз, когда родитель напивается до беспамятства, он разве не в сотый раз не пересказывал мне историю «странной монеты», не забывая, между прочим, указывать, где она сохраняется.

– Ну, а в силу женского любопытства, – восхищенно расширив и без того большие глаза, закончила Багирова мысль, начатую рассказчицей, – как не страшил тебя этот предмет, ты не смогла удержаться, чтобы лично его не увидеть?

– Да, это было именно так, – согласилась Ярена, опустив книзу потупленный взор.

Бондарь Данило, услышав ужаснейшее признание, взвыл настолько громко, что даже, оставаясь с кляпом во рту, было отчетливо слышно, как страдает его измученная душа; а ведь, и правда, ему было от чего содрогнуться: ревностно оберегая дочь от древних кошмарных преданий, но вплотную увлекаясь дружбой с «зеленым змеем», он все-таки не смог утаить от нее поистине страшную тайну.

Глава XLIX. Возвращение на Родину

Заручившись поддержкой миловидной особы, соискатели воспрянули духом – теперь осталось убедить ее отдать Про́клятый артефакт. Между тем, как оказалось, делать ничего не пришлось: девушка сама показала соискателям незамысловатый тайник, спрятанный прямо в доме – и в очередной раз он располагался в подполье, закопанный на глубине всего двадцати пяти сантиметров… талисман лежал в стеклянной банке, закрытой капроновой крышкой. Наконец-то и еще одна частичка сокровища была помещена вместе с остальными в шкатулку; следовательно, в руках отчаянных миротворцев находилось теперь сорок четыре монетки, но нужно было добыть еще три, а с этой целью необходимо было возвращаться в Россию. Однако и на Украине оставалось незавершенное дело, не менее важное, чем вся Великая миссия: требовалось вызволить сундук, содержавший в себе основную часть Божественного Заклятья.

На улице было уже темно, и поход на кладбище решили отложить до утра. Воспользовавшись любезным приглашением девушки, втайне мечтавшей еще какое-то время находиться рядом с Ковальским (с которым у нее установилась удивительная связь, ей пока еще непонятная, но уже достаточно прочная), путешественники согласились заночевать в ее доме. Бондаря (конечно же, с разрешения дочери) общим собранием решили оставить связанным, так как никто не мог поручится, что он не совершит какую-нибудь необдуманную глупость и не поднимет неожиданную тревогу; караулить его распределили по очереди, в том числе обязанность конвоира взяла на себя и Багирова; исключение составил лишь один обрусевший поляк, лишенный «служебной повинности» по очень простой причине: остальные участники отчетливо видели, какие между ним и юной девушкой завязались близкие отношения (и хотя они пока еще и пытались свои чувства скрывать, но тем не менее таиться у них получалось совсем и совсем неумело).