Злые ветры Запада

За лодыжку ухватило крепко и больно, стиснуло, скребануло острым, до крови. Ее подняло вверх, мотнув в сторону и ударив головой о стену. Мойра хотела закричать, но не вышло. Рот, да что рот, все лицо накрыла жесткая, пахнущая конским потом, зверем и мылом ладонь. Стиснула, сделав еще больнее, порвав краешек рта. А потом ее развернуло прямо в воздухе, и она уставилась в светло-карие, практически желтые глаза чудовища.

Чудовище, раздувая широкие крылья остро-горбатого носа, ухмылялось, рассматривая ее, как диковинку. Узкие темные губы чуть подрагивали, блестели крепкие острые зубы. К шее Мойры, холодя, прижалось острое жало опасной бритвы «Торри». Бритву держала ее мачеха. Мойра, вися вниз головой, сглотнула. Поперхнулась и закашлялась.

– Не смей убивать, – чудовище говорило, чуть глотая согласные, – это опасно.

– Почему? – Мачеха зло усмехнулась. – Увезешь тело, спрячешь.

– Не смей, – чудовище оскалилось, – не спрячешь следы, не сумеешь. Я ее заберу и решу все в пустыне.

– Хорошо. – Мачеха согласно кивнула. – Молчи, паршивка, иначе и правда выпотрошу прямо сейчас. А если будешь слушаться, то Красный Нож смилостивится и убьет тебя быстро.

Мойра затряслась. Трястись, вися вниз головой, не просто неудобно. Тем более что кровь прилила к голове и стучала барабанчиками в ушах.

– Веревки и мой мешок, – скомандовало чудовище, зовущееся Красным Ножом, – шевелись, моя сахарная.

Он перевернул Мойру, придавив ее рукой к стене. Ноги девочки затряслись. Позади влажно хрустело, громко сопело чудовище. Потом… Потом ее развернули. Мойра увидела огромную кипу шерсти, тающую на глазах, и розоватые потеки, испаряющиеся еще быстрее. А чудовище…

Красный Нож оказался индейцем. Точнее, кри, но Мойра тогда не разбиралась в татуировках племен пустыни. Он стоял перед ней, легонько надавливая на ее тонкую шею, голый, с длинными волосами, пахнущий зверем и опасностью.

А потом… а потом была спина коня, плотная мешковина, обернутая вокруг нее, дикий конский бег, запах конского пота, ритмичные удары о конский хребет и темнота. Кляп во рту, завязанный на затылке, и неизвестность.

К своему стойбищу Нож прискакал только к ночи. День индеец потратил на хитрые петли, пряча следы и старательно высматривая погоню. Тогда он уже развязал брезент, и Мойра смогла смотреть вокруг. Лучше бы он этого не делал.