Змеесос

– Тьфу! – презрительно плюнул Антон ему в рожу. Тут же этот человек бросился на Дзерия и быстрым ударом поверг его на пол. Потом он произвел ряд жутких ударов ногами и руками, в результате которых Дзерия оказался полностью избит и окровавлен, а потом с жуткой улыбочкой достал из кармана опасную бритву и стал осматривать какое-нибудь место на антоновском теле, которое можно первым покорежить и порезать.

– Назад! – вдруг крикнул начальник. – У нас приказ: расстрелять! А вам, Лебедев, объявляю строгий выговор второй степени.

Человек, похожий на мрачного садиста, с большой неохотой отошел от объекта своих насильственных наклонностей и вытащил большой черный пистолет. Антон Дзерия медленно встал, показав всем свой разбитый рот и искалеченный нос. Белый с большим страхом смотрел на все происходящее.

– Милый мой, умрем за искусство! – сказал он Антону, но тот только харкнул кровью в угол.

– Ладно, – сказал начальник. – Пора кончать с вами. А ну-ка, к стеночке! А вы, мои ребятушки, доставайте пистолеты и цельтесь ими в жизненно важные точки тела.

Немедленно образовалась классическая расстрельная картина в этой комнате, напоминающая замечательные ужасы знаменитых казней и гнусных убийств в упор, когда и жертва и виновник событий испытывали нечто поистине запредельное и подлинное, совсем как при первом видении света; и понимали абсолютную убедительность этой прекрасной настоящей минуты, которая наступит прямо сейчас.

– Я… – сказал Артем Белый и тут же упал, сраженный четырьмя пулями, внедрившимися в его шею, в грудь, в пятку и в живот. Сверху на него свалился ойкнувший Антон, тут же умерший от попаданий в головной или сердечный центр. Четыре секунды спустя скончался и Велын.

– Свершилось! – гордо заявил начальник и нарочито засмеялся. – Больше нет у вас акциденциалистов?

– Нет, – мягким тоном ответила хозяйка. – Мы все другие.

– Чудно! – воскликнул начальник. – Только я забыл зачесть приказ. Он звучит примерно так: «За выпячивание несущественных сторон реальности, изображение глупостей, общий грязный поклеп на всю действительность в целом и прочий маразм членов объединения „акциденциалисты“ расстрелять на месте». Жаль, что они не услышат этих приятных слов. Интересно, кем вы стали, дорогие…

Начальник замолчал, сделал серьезное лицо и даже всхлипнул. Но потом он посмотрел на Мишу Оно и спросил:

– А ты кто такой?

– Я – никто, – ответил Миша. – Я не нашел себя.

– Это запрещено, – сказал начальник. – Все должны кем-то быть. Будь с нами!

– Я не хочу никем быть, – ответил Миша. – Я ничего не помню.

Какой-то маленький серый человек подошел к нему и сказал:

– Я – член общества радующихся самоубийц. Присоединяйся к нам, и ты станешь собой!

– Как? – спросил его Миша, сложив руки на груди.

– Ты видишь окно, ты видишь высоту, прыгни в окно, прыгни отсюда, прыгни… И тебя поддержат.

– Пошел ты! – презрительно сказал ему Миша Оно.

– О, ты! – патетично воскликнул начальник. – Я уважаю твою убежденность, твою смелость, твой долг, твой взгляд! Но ты должен кем-то стать, ты должен быть, ты должен стать. Твое счастье, что я не настоящий служащий, что мы не охраняем порядок, что мы ведем себя как гнусные преступники, что на самом деле мы писатели-субстанционалисты, и мы всегда спорили вот с ними, и мы им противоположны, мы описываем только самые главные вещи: только Бог, только смерть, только истина, только любовь, только сущее – вот предмет искусства: это тайна, это бытие, это слава, это все. И мы решили их прикончить, что и было сделано, но ведь сказано где-то, что кровь – высший дух? Будь с нами, ты; надо кем-то быть; иначе ты тоже умрешь и превратишься непонятно в кого; скажи, кто ты: кто есть ты?!

– Я люблю, – сказал Миша Оно, показывая на Антонину, найденную в ресторане.

– Да, – тихо сказала она, идя к нему сквозь комнатное пространство, людей и трупы.

– В этом случае хорошо, – гордо проговорил начальник, поднимая вверх свои большие руки, и Лебедев засмеялся.