– Кто смеет? – прозвучал из гостиной соблазнительный женский голос. Оттуда высунулась Матильда Гельждар с завитыми надо лбом тёмными волосами и густо накрашенными глазами. Вся напомаженная, в тафтяном сарафане с открытыми плечами, она держала меж двух пальцев длинную дамскую сигарету. И вид у неё был такой, будто она тут главная.
– А-а, это же ты, Виль Крабренд, – расплылась она в улыбке. – А это, стало быть, твоя мамаша. Что вы тут забыли? Здесь эдортская резиденция тайного советника. Стоило ему сделать шаг за порог, как объявляетесь вы, и…
Валь ответила ей звериным оскалом и бросила управляющему:
– Разъясните валенсовой обслуге, что и ему, и его эскорту положено подчиняться графу. И выметайтесь отсюда.
Сепхинору стало несколько неловко. Он спрятал глаза куда-то в индиговый ковёр. И слушал, стоя рядом с маминой чёрной юбкой, как галдят и возмущаются девушки. Ему даже оглядываться было не надо, чтобы сказать, что они были едва одеты и расфуфырены, будто готовились на сцену. Такого он насмотрелся. Но не хотел показывать этого маме.
Она, как статуя, стояла и зорко следила, чтобы вся свита тайного советника покинула Вой. Вся остальная прислуга, должно быть, была им распущена, поэтому все лица были ей не знакомы. И лишь тогда, когда они уехали, прихватив даже сторожа, она вздохнула спокойно. И с извинением посмотрела на Сепхинора.
– Прости, мой хороший, что тебе пришлось столько пережить, – прошептала она. Её медовые глаза ярко заблестели от влаги, словно хрусталики на люстре в приёмном холле. Она была такой несчастной. Будто бы стала меньше ростом без своих красивых цветных платьев, без короны из кос, с серостью отчаяния на щеках. Сепхинор взял её холодную руку и сжал её в своих пальцах. И сказал ей твёрдо:
– Твоей вины в этом нет, ма. Я ничуть не пострадал. Но многому научился.
– Ты такой славный мальчик. Ты не заслужил такую мать.
– Ма! – он стиснул её ладонь крепче. Но затем, поразмыслив, решил зайти с другой стороны. И сказал:
– Мне безразлично, о чём треплют эти неумные люди в городе. Я тебя знаю, и ты меня знаешь. Нам не надо друг другу объяснять, что мы хотели как лучше. Потому что мы правда хотели. А сейчас ты бы лучше подумала о том, что мы тут будем делать. Какие комнаты займём и где отыщем ружьё на случай, если нужно будет от кого-нибудь обороняться. А потом разожжём камин, сядем у него и будем пить чай с малиной. Идёт?
– Сепхинор, – умилённо прошептала Валь, и слёзы побежали по её щекам. Но она решительно смахнула их, подняла с пола свою сумку и указала сыну в сторону галереи:
– Пойдём туда. Там, за картинами и доспешными стойками, была моя спальня. Она не хозяйская, а скорее детская. Но под её окнами цветёт жасмин. Надо только открыть окна, и… мы дома.
В комнате всё оказалось разворочено и перепачкано развратными дамочками. Но Валь не собиралась проигрывать им все те нежные чувства, что испытывала к затенённой жасмином комнатке. Она засучила рукава, с помощью Сепхинора сняла всё постельное бельё и замочила его в прачечной. Затем мальчик пошёл искать малину и хворост, а она взялась за мойку и уборку всех уголков Воя. Каменного, неприступного снаружи, и обитого мягким ореховым деревом изнутри. Отошли какие-то из гвоздиков, запылились золотые рамы, намело прошлогодней листвы на ковры в закрытых галереях, куда не заходила прислуга. Но это были мелочи по сравнению с отвратительными следами пребывания Валенсо. Валь и не предполагала, что он такой извращенец. Он развлекался со своими девками на кухне, на канапе, во всех спальнях и даже на чердаке. Может, и хорошо, что ей не пришло в голову извещать Эми о своём отъезде. Верная подруга поспешила бы помочь ей с этими досадными поломками и пятнами, и Валь помирала бы со стыда.
Дурак этот Валенсо. Она обязательно выставит ему счёт за наведение порядка. Ещё бы кинуть ему в лицо моток кожаных ремней, которыми явно не стригунков запрягали, но Валь не захотела хранить эту гадость и просто отправила всё чужеродное в выгребную яму.
Уже темнело, когда она, измученная, но довольная, вышла на крыльцо. Солнце быстро скрывалось за горами. Кромешная тьма опускалась на безлюдную долину. Здесь не обитало ни души. Настоящий заповедный край, который ещё задолго до последнего путешествия Вальтера будоражил ему душу своей близостью к Долу Иллюзий. Валь облокотилась о перила и полной грудью вдохнула влажный хвойный воздух.
В насте под иголками скоро будут расти грибы. Белые и лисички, например. Из них можно будет варить замечательный суп. Был бы у них сокол или охотничий пёс, они бы легко поймали здесь зайца или куропатку. Но в таком мирном месте не хотелось думать даже об охоте. Валь водила взглядом по зарослям падуба и можжевельника. Всматривалась в дыхание сизых, почти голубых елей. Следила за узором посыпанных мелким камушком дорожек. Задумывалась, глядя, как пасётся меж редких скамеек круглобокий Фиваро.