Змеиный Зуб

– Ты не должна переживать это в одиночестве, – заявил Сепхинор и спрыгнул на папоротники. Затем подошёл и решительно сел рядом на валун. – Я же жаловался тебе на всё, что хотел. И мне становилось легче. Так может, тебе сделать то же самое?

Мать, всегда такая статная, сейчас казалась сломленной. Её плечи поникли, а две длинных косы опали до самой поверхности озера. Она опустила пышные ресницы, и взгляд её остановился где-то в отражении. Сорванный мак покачнулся в её пальцах.

– Я вообще не заслуживаю жалости, милый.

– Ты это будешь говорить гадюкам из города, а мне не надо, – заявил Сепхинор. И она поджала губы, вспоминая, кто ей совсем не так давно отдавал подобное распоряжение.

– В этом мире есть правила. И мы должны им следовать. Ты видишь, что происходит, если хоть немного от них отклониться. Я заслуженно получаю своё порицание.

– За что? Ну скажи мне, – Сепхинор потянул её за хлопковый рукав. – Я-то не леди Одо и не твоя мама. За то, что ты графа полюбила?

Валь вздрогнула и отвернулась. Она не знала, что за гримаса исказила её лицо, но ни за что не хотела показываться в таком виде сыну.

– Милый, любой разговор о любви уже достоин был бы того, чтобы навсегда предать меня позору. Сам слух о таком уничтожил бы меня, не то что прямые свидетельства. Я же в трауре. И так, выходит, я даже ношением не чёрной одежды уже изменила памяти твоего отца. За одно это я должна быть подвергнута изгнанию из приличного общества, а уж любовь… любовь…

– Ма, да брось ты это! – не выдержал Сепхинор. – Па что-то никто из «приличного общества» не изгнал! И ладно, что никто не обращал внимание, как он к Эми пристаёт. Но ведь потом, когда ты стала дружить с Катраной, он вообще без задней мысли с ней развлекался как хотел! Ты за порог, на работу, а он тут же с ней раз – и дверь закрыл! Я говорил ба и деду, а они мне сказали, что я всё выдумал. А потом сказали, что он имеет право, потому что он мужчина. А я знаешь, что думаю? Да пошёл он к чёрту! Он может после такого быть кем угодно, но точно не мужчиной!

Валь окаменела. Она уставилась на Сепхинора широко распахнутыми глазами, не зная, что ответить. А тот поспешил добавить:

– Я хотел тебе рассказать, когда понял, что никто и не пошевелится. Но там случилась Долгая Ночь. И да, он поехал к Катране именно потому, что та сказала, что сэр Зонен будет в городе. Я и подарок тебе с собой повёз, помню. Знаешь, что я хотел тебе подарить?

Тут уж Валь даже не знала, что и ответить. В голове стало пусто, как в барабане. «Глен? Изменял?» – недоумевала она. Ей даже показалось, что барон вот-вот возникнет и начнёт отчитывать её за саму подобную мысль. Она ведь всегда была виновата в его прегрешениях.

Нет, если об этом думать, можно было совсем рухнуть в пропасть. Надо было быть сильнее. Валь чуть улыбнулась и свела брови.

– Ну?

– Деревянную змейку. Я её сделал и разрисовал как Вдовичку. Правда, я потерял её, как вернулся в Брендам.

– А я тебе купила «Путешествие Гилберта в страну лошадей». Ещё думала, не слишком ли это несерьёзная литература, но сама я её всегда читала с удовольствием. Хорошая сказка.

– А та ночь в «Рогатом Уже» ведь была моим днём рождения. Я только недавно это понял. Выходит, этот граф подарил мне вторую жизнь тогда. И вот что я хочу в связи с этим сказать. Если ты любишь его, то и я, и Кея, и Банди, мы бы все тебя поддержали.

– Кея… – пробормотала Валь. – Значит, в высшем обществе у меня всё это время была только одна подруга.

– Зато какая! А у меня – Бархотка. Иногда не стыдно попросить помощи у друзей, ма. Особенно таких проверенных, как наши.

– Да, мой хороший, – кивнула Валь и обессиленно опустила веки. Мак выпал из её пальцев и упал на воду. Булькнул практически закрытый бутон. Его лепестки, намокая, потемнели.

Сепхинор надеялся, что помог ей, но она испросила у него разрешения продолжать уходить по ночам на озеро, если ей вздумается. И он, конечно, не мог возражать.

До той ночи, когда он проснулся, предчувствуя беду. Звёзд не было видно. За окном назревала могучая гроза, а постель была едва тёплой. Сепхинор вскочил и понял: он упускал слишком многое. Она не горюет. Она, должно быть, уходит. Как её отец. Становится апатичной и погружённой в себя, и в уши ей задувает как назло близкий гул Дола Иллюзий!

Не просто так его подбросило из сна испугом. Он почувствовал, что что-то будет. Но он не собирался расставаться с нею. Только не так! Её отец ушёл на вершине славы, всеми уважаемый и любимый. А она, что же, исчезнет, как бесславная изгнанница? «Нет, нет, нет!» – думал он и вновь мчал Фигаро через маковое поле.

Ожившее молниями небо не пугало ни его, ни бравого жеребца. Они примчались к водопадам и замерли, прислушиваясь к далёкому раскату. Ни ночной рубашки на валуне, ни полотенца на ветке. Её не было.

Она ушла!

Нет!

Сепхинор забегал глазами в поисках каких-нибудь следов. И ему показалось, что он видит примятые папоротники по правую руку. Едва заметная тропа уводила куда-то, должно быть, в те самые края, куда нет пути живым.