Собранность духа в поджаром теле маркирует и статус «новых людей». По исследованиям телесной культуры и быта мы хорошо представляем себе, что в традиционных аграрных культурах красота и здоровье ассоциируются с корпулентностью в духе Рубенса, а худоба, соответственно, наоборот. То же с духом: если до поры до времени, еще в XVIII веке, в России тучные телеса в людях духа, будь то профессора, литераторы или церковные иерархи, никого не смущают, то постепенно развивается тенденция, которая связывает внутреннюю сущность с фитнес-внешностью.
Настолько же универсально противоречие между неотмирностью, аскезой – и принадлежностью к привилегированному миру нефизического труда, знающего пусть деятельный, но досуг, латинский otium
: «Вот портфель, пальто и шляпа. День у папы выходной». Барственное господство над временем – и «растерянная, суетливая мещанская мысль, как летучая мышь над костром» («Заметки о мещанстве» Горького). Да если бы и не выходной: все равно понятно, что папа с портфелем и шляпой – не токарь с завода «Красный пролетарий».Ассоциации и отсылки к внешним признакам «интеллигентности» особенно важны для восприятия знаек со стороны. Если обратиться к словарям или сайтам ассоциаций, то к русскому интеллигенту
наряду с умом, вежливостью, интеллектом, культурой неизменно входят в топ ассоциаций шляпа и очки, а очкарик так и вообще на первом месте. Безусловно, набор ассоциаций меняется в зависимости от эпохи и национальной культуры. Но что тут уловлено, так это как раз сочетание словесного и образного.Образы мы мыслим в пространстве. Внимание к местам, пространству у историков в последние десятилетия отмечает так называемый пространственный поворот (spatial turn
). Суть его в том, что в пространстве стали видеть больше, чем просто емкость, в которую помещены люди и культуры. Культурное пространство – это и результат общественных взаимоотношений, и фактор, на них влияющий. Ареал обитания знаек тоже вполне осязаем. Это социальное пространство интеллигенции не в отвлеченном, а вполне физическом смысле.ПРОСТРАНСТВО ЗНАНИЯ И ИНТЕЛЛИГЕНТСКАЯ СРЕДА
Места рождения и развития интеллигенции – это, ожидаемо, места, связанные с приобретением, распространением и обменом знаниями. Знание Нового времени предполагает коллективный, общественный характер всех этих процессов, так что и место для них должно быть, что называется, бойким. В эпоху расцвета интеллигенции, во второй половине XIX – начале XX века, публичное не просто ставится впереди приватного: одно из самых популярных слов образованного лексикона – знаменитая среда
, словечко уже пару раз мелькавшее. Как интеллигенция не может существовать вне публики, общества, нации, так нет интеллигента вне среды или круга. Среда в таком значении – та, которая «вырабатывает тип», – становится в России модным словом с середины XIX века, вытесняя дворянское общество и свет с демократизацией образованного сословия. Своей популярности слово обязано прежде всего так называемой «натуральной школе» русской литературы, по сути, ответвлению европейского реализма, которая утверждала тотальную зависимость социального типа от его окружения – в «Кто виноват?» Герцена (1847), например, в обеих частях «Физиологии Петербурга» (1844–1845) или в критических статьях Белинского. На этой почве, в терминологии советских литературоведов, «домарксовского», а по сути, – вульгарного материализма выросло поколение 1860‐х, Чернышевский с его диссертацией и эстетикой, считавший художественное творчество отражением жизни, и Ленин с пресловутой «теорией отражения», и далее, соцреализм и прочая догматика.Но до этого еще далеко. Пока среда
обживается, приобретает эпитеты и глаголы, среди которых первый – «заела»: «Среда? <…> Заела? <…> Новые пустые слова», – откликается уже знакомый нам герой романов Николая Помяловского «Мещанское счастье» и «Молотов» (1861). Среда заела становится раздражителем для дискуссий, как у Достоевского в «Преступлении и наказании» (1866), и критических рефлексий. Но так или иначе, тема социального окружения проговаривается и осмысляется как одна из ключевых в социальной жизни человека в разных вариантах: «окружающая среда» (да, изначально подразумевается именно это, а не наши экологические заботы!), «мещанская среда», «общественная среда» (Добролюбов, 1860), «среда образованного мыслящего меньшинства» (Огарев, 1861). «Среда требует, читатель, как же ее не послушаться?» (Добролюбов, 1861).