С тяжелым сердцем приступаю я к последнему рассказу о моем друге Шерлоке Холмсе и об удивительном таланте, которым он обладал. В довольно сумбурной манере и – я это чувствую – совершенно не так, как можно и нужно, я попытался составить некоторый отчет о тех удивительных событиях, которые мне пришлось пережить вместе с ним, начиная с нашей случайной встречи, описанной в «Этюде в багровых тонах», вплоть до того времени, когда он занимался делом, получившим название «Морской договор», и когда исключительно благодаря его аналитическим способностям удалось избежать серьезных международных осложнений. На этом я собирался поставить точку и не касаться события, оставившего в моей жизни пустоту, которую не смогли заполнить даже два прошедших года. Однако недавние письма, в которых полковник Джеймс Мориарти защищает память своего брата, заставляют меня снова взяться за перо, чтобы открыть правду. Теперь лишь я один знаю, как все было на самом деле, и я рад, что настало время об этом рассказать. Насколько мне известно, в печати лишь трижды упоминались эти события: в «Журналь де Женев» за 6 мая 1891 года, в сообщении «Рейтер», переданном в английские газеты 7 мая, и, наконец, в недавнем письме, о котором я уже упоминал. В первых двух случаях это были лишь краткие заметки, а письмо это, как станет понятно из моего рассказа, полностью искажает факты. Поэтому я и ставлю перед собой задачу поведать миру о том, что на самом деле произошло между профессором Мориарти и мистером Шерлоком Холмсом.
Возможно, читатель помнит, что после моей женитьбы и последующего перехода к занятию частной практикой близкие отношения, существовавшие между мной и Холмсом, претерпели некоторые изменения. Он по-прежнему время от времени наведывался ко мне, когда ему для расследования требовался напарник, однако случалось это все реже, и за весь 1890 год у меня сохранились записи лишь о трех делах. Зимой того года и ранней весной следующего, 1891, о том, чем был занят мой друг, я узнавал из газет. Он расследовал какое-то важное дело по просьбе французского правительства. Я получил от Холмса два письма, одно из Нарбона, второе из Нима, из которых я заключил, что во Франции он пробудет еще долго, поэтому для меня было полной неожиданностью, когда вечером 24 апреля он перешагнул порог моего кабинета. Меня поразило, каким бледным и худым стал мой друг.
– Да, я довольно свободно располагал собой, – сказал он в ответ скорее на мой взгляд, чем на мои слова. – В последнее время мне приходится несладко. Вы не возражаете, если я закрою ставни?
Комната освещалась только лампой над столом, за которым я читал. Осторожно двигаясь вдоль стен, Холмс подошел к окну, быстро закрыл ставни и тщательно запер их на шпингалет.
– Вы чего-то боитесь? – спросил я.
– Если честно, то да.
– Чего же?
– Духового ружья.
– Что это значит, дорогой Холмс?
– Ватсон, мне кажется, вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понимать, что я не паникер. Но легкомысленно относиться к опасности – это не геройство, а глупость. Можно попросить у вас спичку?
Он с наслаждением втянул дым сигареты, словно истосковался по его успокаивающему воздействию.
– Я, во-первых, должен извиниться за столь поздний визит, – сказал Холмс, – а во-вторых, хочу попросить вас разрешить мне перелезть через стену, огораживающую сад на вашем заднем дворе, потому что именно так я собираюсь покинуть ваш дом.
– Но что все это значит? – повторил я.
Он вытянул вперед руку, и в свете лампы я увидел, что суставы двух его пальцев сбиты в кровь.
– Нет, это не пустяки, – улыбнулся Холмс. – Наоборот, когда мужчина разбивает себе руку, это достаточно серьезно. Миссис Ватсон дома?
– Нет, она уехала погостить к знакомым.
– Ага, так вы совсем один?
– Совершенно.
– Что ж, в таком случае мне будет проще пригласить вас прокатиться со мной на континент.
– Куда именно?
– Куда угодно. Для меня это не имеет значения.
Мне все это показалось очень странным. Холмс никогда не имел привычки бесцельно проводить выходные, и что-то в его бледном усталом лице говорило мне о том, что нервы его на пределе. Видя в моих глазах немой вопрос, он соединил кончики пальцев, уперся локтями в колени и принялся объяснять, что происходит.
– Вам, скорее всего, незнакомо имя профессора Мориарти.
– Никогда о таком не слышал.
– Просто гениально! Поразительно! – вскричал Холмс. – Этот человек держит в своих руках весь Лондон, а о нем даже никто не слышал. Вот что ставит его на вершину преступного мира. Ватсон, признаюсь вам честно, если мне удастся победить этого человека, избавить от него общество, я буду считать, что моя карьера достигла пика, и начну готовиться к переходу к какому-нибудь другому, более спокойному занятию.