Знак И-на

— Знаете, однажды мы с Крисом анализировали данные по одному событию, точнее, несчастному случаю, не буду уточнять, это не моя тайна. Но ситуация такая, что данных по этому событию было много, версий — еще больше. Официальная версия гласила — несчастный случай. И официальная версия была очень даже убедительной, к ней прилагались документы, заключения экспертов и свидетельские показания. Но мы не ограничились этими данными. Мы собрали намного больше. Мы нашли все записи всех видеорегистраторов того дня, мы нашли и пропустили через алгоритмы все данные со всех источников. Есть такое понятие — тройная верификация. Иными словами, если факт подтверждается в трех разных независимых источниках, то его условно можно считать достоверным. Если серия фактов подтверждается серией независимых и разных источников, то и цепь событий можно считать достоверной.

— И что вы обнаружили?

— Нестыковку. Все, что происходит в нашем мире, подчиняется теории вероятности. Чем больше типичных данных, тем точнее эта зависимость. А если факт или серия фактов отходят от теории вероятности по какому-то из критериев, в этом месте нужно искать искусственное вмешательство. В нашем случае данные из официального отчета никак не укладывались в кривые нормальных событий. Мы выяснили, что в отчетах переписали адрес события. Реальный адрес был буквально в ста метрах и с другой стороны дома, укладывался в верификацию любыми источниками. Мы доказали фальсификацию отчета.

— Звучит красиво, — пораженно кивнул Иван.

— И работает красиво. Я прошу вас. Ничего я вам не сделаю, но помочь могу.

— Я знаю, — пробормотал Иван. — Пожалуйста, возьмите подарок. Я выбирал.

Алиса протянула длинные, идеально ухоженные пальцы с нежными коралловыми ноготками к коробочке. Иван кивнул, встал и снял с крючка заляпанную кровью куртку. Помялся.

— Алиса, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос. Только честно. Почему, когда мы ехали в Тверь, вы мне не сказали, что не переносите поездок на машине? И об аварии ничего мне не сказали. Почему?

Алиса удивленно вскинула брови.

— А почему бы я вам об этом сказала?

— Ну, чтобы я как-то… знал об этом.

— Вы же ничего не смогли бы изменить, верно? — пожала плечами она. — Мои… особенности не имеют отношения к делу, они несущественны.

— Я думаю, вы просто не хотите, чтобы вас жалели.

21

Несущественны. Алиса Морозова привыкла жить с этим, как люди привыкают жить без руки или глаза. Привыкла ловить на себе удивленные взгляды людей, когда проходила, прихрамывая, мимо. У Алисы не осталось никаких воспоминаний об аварии, но, как ни странно, она помнила больницу — может быть, оттого, что пролежала там больше года. Алиса помнила белый потолок и невозможность пошевелиться, помнила, как время вдруг остановилось, и она замерла вместе с ним. Лежала, затянутая в гипс, обездвиженная, и считала время, пока придет мама. Которая никогда не пришла.

От мамы у Алисы остались фотографии и папины рассказы. Она держала фотографии мамы рядом с собой. Везде — на столе, на тумбочке около кровати, на стенах, в школьной сумке, в кошельке, в потайном кармашке школьного пиджака. Алиса разговаривала с ними, рассказывала о том, что происходит в ее жизни, спрашивала совета. Она привыкла думать о матери как об ангеле-хранителе, считала, что мама незримо оставалась с нею все эти годы.

Потом, в институте, она поменялась. На свое восемнадцатилетие Алиса захотела поехать к матери на могилу — та была похоронена на Троекуровском кладбище. Отец, конечно, совсем не обрадовался такому желанию своей юной дочери, он хотел, чтобы она веселилась с друзьями, предлагал ей любой из своих ресторанов на весь вечер или даже на всю ночь. Вместо этого они с ним вдвоем долго стояли напротив могилы, припорошенной снегом, на фоне которого ярко-красные розы выглядели, как капли крови.

— Чего ты хочешь, дочка? — спросил он ее тогда.

— Я хочу понять, что ее нет, — ответила Алиса. — Я просто поняла, что я так и не осознала этого.

— Потому что она все равно с тобой. Она тебя так любила, Алиса… — начал было отец, но дочь оборвала его.

— Но ее нет рядом со мной, папа, — крикнула она. — В этом-то и дело, что ее нет. А я живу так, словно она жива. И я разговариваю сама с собой в пустой комнате, как делают… знаешь, кто так делает, папа? Психи, папа. Сумасшедшие верят в призраков, как в живых людей. А я — нет, я не хочу. Я выросла и хочу видеть вещи такими, какие они есть, понимаешь? Я не хочу обманывать себя. Я выросла без матери, только с ее фотографиями. Хватит с меня этого. Потому что вот она, лежит здесь. У меня ее отняли, понимаешь?

— Да, дочка, я понимаю, — ответил он, сжав кулаки. — Поверь, если бы я мог просто взять и убить этого поганого ублюдка, этого безмозглого скота, который тебе причинил столько зла, я бы так и поступил. Потому что он заслужил того, чтобы я его убил.