Знак небес

— Но я бы не хотел, чтобы ты надолго задерживался в этих развалинах, которые когда-то гордо именовались великой Бухарой, — неторопливо продолжил хан. — Почему бы тебе снова не отправиться к уруситам? Мои воины не знают настоящей цены захваченной добычи, и ты сможешь продать там все, что купишь здесь, с большой выгодой для себя.

— Как я могу ослушаться твоего повеления, великий каган, — склонился в низком поклоне перед «повелителем народов» торговец. — Я как можно быстрее отправлюсь в путь, даже если потерплю от этого ущерб. — Но тут он вспомнил слова рязанского князя и после недолгих колебаний решился: — Но дозволь одну просьбу.

Тот вздохнул. Все просят. Всем что-то нужно. Вот и этот туда же. Сделал на черный дирхем, а просить будет — уверен — на золотой динар. Однако делать нечего. Купца надо поощрить, ибо он нужен.

— Ну, — нетерпеливо буркнул Чингисхан. — Говори свою просьбу.

— Прежде чем уехать на Русь, я бы хотел купить у тебя нескольких пленников, чтобы увезти их с собой.

— Хорошие умельцы нужны и мне самому, — хмыкнул Чингисхан. — Или ты думаешь, что я их отбирал для тебя?

— Я так не думаю, великий каган. Но я не прошу у тебя тех, кто может ковать мечи, выделывать кожи, ткать красивые ковры и изготавливать для твоих жен прекрасные золотые украшения. Если бы ты позволил, то я взял бы других, которые ничего не умеют делать своими руками. Зачем тебе бездельники, которые все ночи напролет любуются небом, пытаясь понять движение звезд, или те, кто за всю жизнь тяжелее каляма[76] ничего не держали в своих руках.

— Их не жалко, — кивнул Чингисхан довольно — просьба оказалась пустячной — и развел руками. — Но таких у меня нет. Я не люблю кормить бездельников. Мы уже отобрали тех, кто искусен в каком-либо ремесле, а остальных… — Он, не договорив, выразительно чиркнул кривым черным ногтем по грязно-желтой коже на горле.

— Не всех, — нашел в себе смелость возразить араб. — Возможно, кто-то из них в страхе перед смертью сказал, что он умеет то, чем на самом деле никогда не занимался. Я сам видел таких у тебя среди пленных.

Ибн аль-Рашид не лгал. Действительно, проезжая вдоль лощины, где монголы собрали отобранных для угона в Монголию пленных бухарцев, среди грязных полуголодных жителей он успел заметить двоих из числа тех, кого хорошо знал и с кем некогда имел удовольствие неспешно беседовать за пиалой ароматного чая, сидя в тени раскидистой чинары. Одним из них был Рукн эд-Дин Имам-Задэ, настоятель знаменитого бухарского медресе[77]. Вторым — мудрый Кара-Тегин. Вполне вероятно, что там в толпе находился и еще кое-кто из тех, кого купец хорошо знал.

— Они посмели меня обмануть?! — даже не возмутился, а скорее удивился Чингисхан. — Глупцы, — протянул он насмешливо. — Если человек никогда не держал в руках кузнечный молот, то его обман раскроется, едва он подойдет к наковальне.

— Но зачем тебе его поить и кормить, дожидаясь, пока вскроется его ложь? Отдай их мне.

— Нет, — отрезал хан. — За то, что они посмели меня обмануть, они должны быть наказаны.

— Это так, великий, — покорно склонил голову араб. — Но, умертвив их, ты не получишь никакой пользы.

— Польза будет, — не согласился Чингисхан. — Она — в устрашении остальных. Все должны знать, что покорителя вселенной нельзя безнаказанно обмануть. И ты не сказал, какую ты получишь от них выгоду для себя. Ты что-то хитришь, купец, — заметил он почти вкрадчиво, ничем не выдавая подступающее раздражение.

— Я весь перед тобой как на ладони. А выгоды от того, что ты сохранишь им жизнь, будет намного больше, — возразил Ибн аль-Рашид. — И не у меня — у тебя. Я же получу лишь убыток, ведь в дороге мне придется их кормить и поить, пока не довезу до места. Да и навряд ли кто-то на Руси захочет дать за них хорошую цену.

— Тогда зачем? — не понял Чингисхан. — И ты не сказал, какая мне польза от их жизней.

— Когда я привезу их на Русь и в Булгарию, то они понарассказывают там таких ужасов про твое непобедимое войско, про его многочисленность и жестокость, что у воинов в страхе опустятся руки, а правители невольно призадумаются — не лучше ли им добровольно склонить головы перед повелителем всех народов, раз перед ним невозможно устоять.

— Ты хорошо придумал, — сдержанно одобрил Чингисхан. — Но почему ты хочешь взять именно таких, про которых сказал?

— У этих мыслителей пусто в кошелях, но много чего в голове, — пояснил торговец. — Едва спасшись от сотни твоих воинов, увиденных вдалеке, он начнет всем рассказывать, что их было несколько тысяч. Вдобавок у них у всех хорошо подвешен язык. Подобно маддаху[78], они могут говорить целый день, а излагая увиденное, найти такие слова, от которых бросит в дрожь и бывалого воина.