Знак Саламандры

Мужчина сидит напротив и увлечённо гоняет в телефоне нарисованных монстров. Живой монстр сидит у него на коленях и тоже пялится в экран, время от времени подбадривающе чирикая. Я пью кофе мелкими глоточками и думаю, что надо бы проявить твёрдость духа и отправить кое-кого домой, но за окном ночь, зима и вообще мороз под двадцать градусов. И снег. И лёд на дороге. И пускать его на свой диван за пару котлет я, разумеется, не стала бы, но папа, помнится, складывал на антресоль туристическое снаряжение, а там и коврик надувной, и спальник, и даже, кажется, походная подушка есть – а если нет, можно взять с дивана декоративную.

Но сперва надо выяснить, заслужил ли кое-кто эту самую подушку, или стоит его ею же и удавить.

– Саш.

– М-м-м?

– Какого лешего?

– Поясни-и… Ах-ты-ж-зараза-прости-не-тебе-на-получи!..

Лопаточка для жарки лежит на раковине, но тянуться за нею далеко, а вставать лень. Сашка прослеживает направление моего взгляда и ухмыляется, но телефон откладывает и пододвигает ко мне блюдо с плюшками.

– Скушай булочку, от сладкого настроение поднимается и мозг лучше…

– Зачем ты с ней связался?

Он пытается изобразить удивление. Я со стуком ставлю на стол кружку, закатываю рукава халата и пижамы и выразительно тычу пальцем в нарисованную ящерку. Сашка скучнеет и отводит взгляд:

– Ну… Как-то вышло вот так… Может, лучше всё-таки плюшку, а? Всё ж хорошо закончилось.

Я подавляю порыв рявкнуть, что ничего ещё не закончилось, а наоборот. Делаю вдох, выдох, опираюсь локтями на стол:

– А почему ты вообще не в больнице? Тебя же до вторника должны были продержать.

Сашка поднимает взгляд к потолку.

– Сбежал, – признаётся он нехотя. – Почти. Написал заявление, что отказываюсь от госпитализации, ответственность за свои жизнь и здоровье беру на себя, всё такое… О, лекарство ж надо выпить!

Он стремительно подрывается, роняя дракона, и выскакивает в коридор. Гошка возмущённо фыркает и запрыгивает ко мне на колени. Я снова берусь за кружку и думаю, что если этот нехороший человек вот сейчас возьмёт и сбежит, то я…

Попрошу маму, чтобы не давала ему рецепт котлет, вот.

Хотя стоило так напрягаться с посудой и прочим, чтоб в итоге сбежать?..

Из коридора доносятся шуршание, шипение и резкое «вжих-вжих». Через минуту Сашка возвращается, кладёт что-то передо мной на стол и принимается с весьма деловым видом потрошить упаковку таблеток. Я морщусь, опускаю взгляд…

Передо мной на столе лежит карта – знакомый бубновый валет с птицей на запястье.

– Я тебе вчера звонить пытался, – говорит Сашка, не поднимая глаз. – А ты не абонент. В итоге позвонил вечером твоей маме, она мне и рассказала. Я чуть в окно не сбежал, как был, в пижаме… – Он кривится и вытряхивает на ладонь таблетку. – Медсёстры ещё эти… «Все вопросы к дежурному врачу, врач будет завтра, больной, немедленно вернитесь в палату!» Снотворным угрожали, прикинь? Хотя надо было согласиться, наверное… А утром пришла она.

Он кивает на карту в моей руке и отворачивается, чтоб налить воды. Я смотрю ему в спину и со странным равнодушием думаю, что теперь понятно, почему утром цыганок не оказалось в камере.

– Я сперва подумал, что тоже медсестра. Пульс пощупала, давление померила, халат этот белый. Начал говорить, что мне надо уйти, а она…

А она достала карты. Я прикрываю глаза и почти наяву вижу, как Маргарита раскладывает по больничной койке яркие прямоугольнички и говорит, говорит, говорит… А потом уходит, оставив на тумбочке бубнового валета, а в кое-чьей бестолковой голове – мысль о Саламандре.

– Хочешь сказать, что вот так пришла к тебе незнакомая тётенька, велела рискнуть жизнью… Жизнями. – Голос вздрагивает, и я запиваю неприятные слова глотком кофе. – И ты послушно побежал? То есть я всё понимаю, но нельзя было подождать хотя бы результатов экспертизы?

Сашка медленно оборачивается и криво усмехается:

– Она сказала, что если я не пойду сейчас, то больше тебя никогда не увижу. – Я открываю рот, и он поспешно поправляется: – То есть не в том смысле, что угрожала. Скорее как предсказание. Я поверил. Я, знаешь ли, такие вещи чувствую.

Он снова умолкает, запивает таблетку. Я смотрю на карту и пытаюсь отогнать неуместный вопрос – как же она гадала с неполной колодой, дама же осталась у меня?.. И зачем всё это вообще? Очевидно, что Маргарите от меня что-то нужно, но вот что…

Коротко рассказываю Сашке о своей встрече с цыганками, и некоторое время мы молчим, пялясь друг на друга.

– Может, и правда позвонить ей? – предлагает он. – Вдруг чего полезного скажет.

Звонить подозрительной тётке мне совсем не хочется, но мысль всё же здравая. Теперь уже я выбираюсь в коридор потрошить сумку. Помню, что клала карту с номером телефона в косметичку, но на ощупь в темноте ничего не находится. Возвращаюсь на кухню, вытряхиваю на стол всё содержимое сумки: расчёска, зеркальце, упаковка бумажных платочков, мятные леденцы, горсть мелочи, визитки следователя и адвоката, убежавшая помада… Две помады, и тушь, и флакончик мицеллярной воды.