Знак Вопроса 1998 № 02

Коротко процесс возникновения двух филиппинских версий можно представить точно таким, каковой имел место при создании Библии, поделившей целый миф о потопе на «содомский» и «вселенский» варианты. Тот же миф, известный целиком в Китае, попав на Филиппины, был поделен между тагалами и ифугао. К первым отошла «содомская» часть, посвященная обстоятельствам гибели допотопных греховодников и стала сказкой Тамариндового озера, а ко второй — последующая «вселенская» история обновленного человечества и жертвоприношения И гона — ипостаси китайского Гун-Гуна, прототипом которых является все тот же рефаимский царь Ог.

Для полноты картины приведу еще одну, китайскую же, версию мифа о потопе. Рассказывали, что в некой стране одной беременной женщине явилось во сне божество и посоветовало, не оборачиваясь, уйти из деревни, когда по реке проплывет деревянная ступка для риса. Женщина послушалась, сама ушла и увела часть соседей. Но оказавшись за рекой, она не выдержала и обернулась — все пространство позади было залито водой. В испуге она подняла руки и сразу превратилась в тутовое дерево. После потопа в дупле дерева нашли ребенка, ставшего позднее знаменитым мудрецом.

Не правда ли, забавный вариант легенды? Настоящий курьез — даже на фоне вообще богатой на курьезы мифологии. Рассказчик явно торопился. Гнались за ним, что ли? Однако несмотря на спешку, он умудрился в двух словах пересказать почти все содержание огромного мифа. Не забыл про ковчег, но не населил его (образ ступки-ковчега он, видимо, позаимствовал из тайваньской версии мифа о потопе). Упомянул обернувшуюся и превратившуюся в соляной столб жену Лота, но скрестил ее с дубом Огигом, заставив эту химеру рожать потопного героя… Да, месиво получилось изрядное. Даже любопытно становится, кто и куда гнал мифографа, что его рассказ оказался выдержанным в темпе галопа?

Впрочем, на этот вопрос вряд ли когда-нибудь удастся получить ответ. Но на другой вопрос — о прародине китайских мифов можно ответить уже сейчас — Палестина. Если к приведенным прежде аргументам добавить, что в Китае употребление известного нам индоевропейского слова «вода» — кит. vadi (котлован, впадина для слива излишков паводковой воды) почти не отличается от сегодняшнего палестинского употребления (русло пересыхающей реки, водосток), то ближневосточный адрес прародины легенд станет еще очевиднее.

От мифов, где дуб Огиг фигурирует в качестве «потопного» героя или связанного с растением божества, перейдем теперь к упоминаниям его в качестве причастных к потопу существ высшего, духовного порядка.

Аккад.

Первый пример в этом роде подает нам древний Аккад. В аккадской мифологии имя дуба Огига носит особый разряд небесных богов — Игигов. Перевод с аккадского названия «игиги» отсутствует, но исследователи верно заметили, что аккадским «игигам» соответствует шумерский титул «нун-галене» (великие князья). И такой вывод, очевидно, хорошо согласуется с нашими прежними предположениями, что название дуба Огига является на самом деле титулом.

Причастность аккадских Игигов к потопу сомнения не вызывает. В поэме «О все видавшем» говорится, что организатором бедствия является бог Эллиль, и, когда обнаруживается, что несколько человек спаслись, ярости его нет предела:

«Увидев корабль, разъярился Эллиль,

Исполнился гневом на богов Игигов:

«Какая это душа спаслась?

Ни один человек не должен был выжить!»

Таким образом, упоминание Игигов в «потопной» легенде не только ставит под сомнение прямую зависимость аккадской версии мифа о потопе от шумерской, но и называет правильный адрес — Палестину.

Остров Пасхи. Еще раз с «игигами» мы сталкиваемся очень далеко от Месопотамии — на острове Пасхи. Разница в том, что там это название прилагалось не к особому разряду богов, а ко всем богам и духам, и звучало оно у пасхальцев как «акуаку».

О непосредственной причастности акуаку к мифу о потопе говорит то, что местом их постоянного обитания считалась легендарная Хива, страна на материке, видимо, тождественная общей прародине полинезийцев, называемой обычно Хава-Ики (Гаваики).

Так вот, однажды эту легендарную Хиву постигло бедствие. Хоту Матуа, вождь (арики) и прародитель пасхальцев, однажды увидел, «что земля медленно опускается в море. Тогда арики собрал своих поданных, мужчин и женщин, детей и стариков, и рассадил их в две лодки. Арики видел, что приближается бедствие; а когда его две ладьи были далеко в море (достигли горизонта), он заметил, что земля опустилась (в воду), за исключением одной маленькой части, называемой Маори». Именно после этого печального события и стала Хива обителью высших существ пасхальской мифологии — акуаку.