Знак Вопроса 1998 № 02

В «Младшей Эдце» — крупнейшем памятнике скандинавской мифологии сохранился любопытный диалог-соревнование между Равновысоким (Одином) и неким Ганглери, в котором дается характеристика ясеня Иггдрасиля. Ганглери спрашивал: «Где собираются боги и где главное их святилище?» Сам Один отвечал: «Оно у ясеня Иггдрасиля, там всякий день вершат боги свой суд». Тогда сказал Ганглери: «Что можно сказать о том месте?» Равновысокий отвечает: «Тот ясень больше и прекраснее всех деревьев. Сучья его простерты над миром и поднимаются выше неба. Три корня поддерживают дерево, и далеко расходятся эти корни. Один корень у асов, другой — у инеистых великанов, там. где прежде была Мировая бездна… Под тем корнем ясеня, что на небе, течет источник» почитаемый за самый священный, имя ему Урд».

По прочтению данного отрывка естественно было бы задаться вопросом: а что, собственно, в нем палестинского? Ответ здесь может быть до крайности прост — все. Начать с того, что дуб Огиг и ясень Иггдрасиль — мировые древа.

Соответствует палестинской традиции и скандинавское упоминание ясеня Иггдрасиля в качестве сборного пункта богов и судебного присутствия. Еще Флавий писал, будто подножие дуба Огига служило Аврааму присутственным местом, где он решал все домашние и общественные дела.

Подобно дубу Огигу ясень Иггдрасиль по линии Одина-Игга причастен к «потопной» мифологии.

Священный источник Урд, текущий под корнями ясеня Иггдрасиля, — это Иордан. Причем, видимо, еще скандинавские скальды подозревали наличие связи между обоими источниками влаги и называли Христа одновременно «владыкой Иордана» и «сидящим на юге у источника Урд». В будущем нам еще предстоит встретить упоминания Иордана как характерной детали мировой «потопной» мифографии.

Наконец, совпадают имена и функции обоих древ. Имя Иггдрасиль составное: первая половина (Игг) традиционно толкуется как одно из имен Одина, вторая же (драсиль) значит «конь». Из того, что скандинавы называли древо «конем», вовсе не следует, будто оно и мыслилось в виде коня. «Конь» — обычный для скандинавской поэзии эвфемизм, служащий для изящного наименования такого грубого предмета как виселица. «Игг-виселица» — будет более точным переводом имени ясеня Иггдрасиля. И данный перевод хорошо согласуется, видимо, с существовавшей у германцев и индоевропейцев вообще культовой практикой повешения царей на священных деревьях. Сам Один назывался «богом висельников» и добровольно вешался на ясене Иггдрасиле ради познания тайны рун. В свою очередь, эта традиция германцев имела давние еще рефаимские корни. Вешать царей или их потомков на дубах ради плодородия или в жертву солнцу было, кажется, в обычае рефаимов, и обычай этот свято соблюдался в Палестине вплоть до эпохи Царств (вспомним историю гибели Авессалома (2Цар. 18, 9 — 15) и сыновей Саула (2Цар. 21, 1–9), а может быть, и того далее (Христос).

Таким образом, поскольку разницы между ясенем Иггдрасилем и дубом Огигом ни в именах, ни в функции нет, а различаются только породы деревьев, часто несущественно, остается сделать вывод: они — одно и то же. И значит, скандинавы были в курсе палестинских преданий и традиций.

Новая Гвинея. То обстоятельство, что имя «огиг» скорее приложимо к мировому древу, нежели к герою «потопного» мифа, подтверждает папуасская разновидность Мамбрийского дуба. На Папуа дуб Огиг мыслился в виде демы (демона) Угуга. Демон этот к моменту записи мифа прочно сидел в растении под названием «уати», и, по мнению папуасов, именно Угуг придавал желанные градусы ритуальному напитку, приготовляемому из сока этого растения. Можно сказать, что Угуг был папуасским Бахусом, в самой ранней, примитивной его форме, когда он представлялся еще простым демоном виноградной лозы.

Тут сам собой напрашивается вопрос: что общего между Мамбрийским дубом Огигом и папуасским хмельным демоном Угугом? А общего много. Их связывает кровное родство. И дело здесь не только в том, что Угуг сидит в растении, имеющем большое ритуальное значение. Но и в том, что само название растения и изготовляемого из него напитка — «уати/вати», вероятней всего, восходит к индоевропейскому слову uada (вода).