Знак Зевса

Средние пехотинцы, гипасписты, или «щитоносцы» – собственное изобретение македонян, имели на вооружении копья и аргивянские круглые щиты, как греческие гоплиты, но в бою действовали рядом с конницей, на ударном правом фланге. Каждый отряд гипаспистов, насчитывающий тысячу человек, назывался хилиархией, а командиры –

хилиархами. Построение и оснащение легкой пехоты, пельтастов, Филипп позаимствовал у греков – от «пельта

», что означало «лёгкий щит», плетённый из гибкой ивовой лозы. Филипп добавил в реформированную фалангу ловких и быстрых метателей дротиков, которые смело выбегали перед своим развёрнутым боевым порядком, издали бросали в противника дротики, что создавало буквально смертельный шквал коротких копий. Через мгновение они отступали, не неся больших потерь. Так повторялось несколько раз, пока македонская фаланга не соприкасалась с врагом. Позднее к ним присоединились агриане, горцы из Северной Македонии, умеющие ловко и убийственно для врагов обращаться с простыми на вид пращами.

По поводу необходимости участия дротометателей в боевых порядках македонской армии у Филиппа с Парменионом вышел однажды спор. Пожилой полководец не понимал их предназначения, считая, что неорганизованные отряды будут мешать размеренному шагу тяжёлой фаланге по направлению к врагу. Филипп был настойчив, он вспомнил Эпаминонда, своего наставника в Фивах, который рассказал, как в Африке охотятся на льва с маленькими собачками, в отличие от Греции, где храбрецы вступают в единоборство со львами с коротким мечом и в одиночку.

Люди в Африке выслеживают льва, укрывшегося в густом кустарнике, затем на него спускается свора маленьких, суматошно лающих собачек. Они окружают место, где затаившийся царь зверей чувствует себя в безопасности и считает ниже своего достоинства вступать в схватку с собачьей «мелочью». Отважные собачки истерично облаивают его, при этом не пытаясь соваться в кустарник. Так продолжается долго, очень долго, пока лев терпит, не реагируя на исступленные вопли нарушителей своего покоя. Наконец, грозному зверю надоедает невыносимый для его слуха визгливый шум. Он выскакивает из кустарника, взвивается высоко, пугая врагов, делает короткую перебежку и скрывается в следующем кустарнике. А собачкам это и надо! Они продолжают не бояться его, и всё время суматошно лают. Их нервные разноголосые голоса разносятся далеко окрест, лай усиливается, почти переходит в истошный рёв и судорожные всхлипывания. И тогда происходит нечто странное: псы в охватившей их ярости вдруг бесстрашно устремляются в кусты… Увидев это, хозяева собак говорят:

– Лев уже мёртв!

И действительно, сильный и могучий, благородный и величественный царь зверей, в жизни ни кого не страшившийся, оказывается, умирает от… разрыва сердца! Грозные львы не выносят, когда их облаивают мелкие собачонки…

Пармениона история с собачками развеселила и убедила. Он больше не возражал против дротометателей и прочих вспомогательных боевых отрядов. Только иногда называл их всех «лающими отрядами». Конницу, эту массу ранее недисциплинированных всадников, Филипп безоговорочно соединил в единый отряд кавалерии, подчинённый одному командиру, которого назначал лично. При этом создал две конницы – тяжёлую и лёгкую: основу тяжёлой конницы составляли близкие по духу и знатности товарищи, гетайры, разделённые на восемь ил, которые, как и таксисы, формировались по территориальному признаку. Из восьми ил семь насчитывали по двести человек, а восьмая, она же «царская ила», – триста.

Царская свита во время сражений составила восемьсот всадников, все – выходцы из княжеских родов, высшая македонская элита. Это были не просто преданные царю воины: восемьсот «спутников царя», его гвардия, получавшие за свою службу новые обретённые земли и огромные поместья врагов. Филипп брал в гвардию сыновей знатных македонян с целью закалить юношей в боях и приучить к несению придворных обязанностей. К тем, кто был склонен к изнеженности и лености, он относился беспощадно. Афтонета, молодого человека из знатной семьи, например, царь велел бичевать за то, что тот, почувствовав жажду, на марше покинул строй и свернул на постоялый двор. Другого гвардейца, своего любимчика Архедама, предал смерти за нарушение приказа в походе – не снимать оружия во время отдыха. Юноша совершил проступок и жестоко поплатился, посчитав, что прежней лестью и угодничеством навсегда завоевал расположение царя.