Знак Зевса

Товарищей Филиппа расселили по двое-трое в домах не очень богатых, но состоятельных фивян. Они питались совместно с хозяевами, общались с членами семей и сверстниками. На их содержание городские власти выделяли немного средств, достаточных, чтобы ребята не чувствовали себя нахлебниками. Их родители, горько переживая разлуку с детьми, как могли поддерживали деньгами и вещами, передавая их с оказией в Фивы. Это была единственная и не очень надёжная связь с родным домом, с Македонией…

Филиппа определили в дом Эпаминонда, известного всей Греции пятидесятилетнего военачальника, победами которого фивяне безмерно гордились, но к нему самому относились странным образом, проявляя неуважение к его боевому прошлому, забыв его беспримерные личные заслуги. Отстранённый от государственных дел, несправедливо невостребованный, он жил вдвоем с женой – детей у них не было – в небольшом, скромно обставленном доме. Именно это обстоятельство сыграло большую роль в отношениях хозяина и юного македонского постояльца. Жильё мальчику определили в угловой комнате, где имелось всё необходимое: стол, стул, низкая деревянная кровать и настенная полка, которую Филипп стал постепенно заполнять папирусами с текстами греческих поэтов. Он добывал их у фиванских книготорговцев, в частности, любимых Алкея и Пиндара. Одежда и постельное бельё хранились в стенной нише.

Эпаминонд зря не беспокоил постояльца ни разговорами, ни действиями, через молчаливого слугу приглашал на завтрак, обед или ужин. И если получалось, что Филипп опаздывал к трапезе, непременно ворчал по-доброму. Когда при первом знакомстве юнец с вызывающей гордостью сообщил, что он сын царя и что Геракл его предок, Эпаминонду сказал:

– А знаешь ли ты, славный потомок Геракла, что судьба не зря забросили тебя в Фивы?

– Это как понимать?

– Понимай, как хочешь, но ты должен знать, что Геракл родился от Зевса и Алкмены. Алкмена, жена тиринфского царя Амфитриона, который волей богов оказался в Фивах. Сам Зевс не устоял перед красотой Алкмены. Воспользовавшись отсутствием Амфитриона, Зевс принял его облик и провёл с ней три дня и три ночи, после чего возлюбленная бога родила сына Геракла. Вот почему я сказал, что не зря судьба тебя забросила в Фивы. У тебя тоже есть возможность стать если не богом, то героем, как твой божественный предок.

Слова бывшего полководца, в шутку или всерьёз сказанные подростку, крепко запали в его впечатлительную душу. С этого дня Филипп поверил в свою судьбу, потомка Геракла, предначертанную богами Олимпа.

* * *

В юности Эпаминонд получил прекрасное домашнее образование: сочинял стихи, музицировал на флейте, обучался танцам. Но жизнь круто изменилась, когда он познакомился с бродячим последователем Пифагора, Лисисом из Тарента, угрюмым на вид стариком. Юноша поселил его у себя дома, несмотря на возражения родных, и, наслушавшись страстных высказываний, увлёкся пифагорейскими идеями. Ученик оказался способным: словно морская губка, он впитывал в себя оригинальные философские заповеди о скромности и бессмертии души. Восприняв Лисиса за образец мудрости, почерпнув от него строгую мораль и добродетель, Эпаминонд вознамерился собственным примером воздействовать на прогнившие, как он считал теперь, моральные устои фиванского общества. Высшей целью жизни сделал самопожертвование ради отечества и этой жизненной философии следовал до конца.

Готовя себя служению Отечеству на полях сражений с врагами Фив, Эпаминонд до изнеможения занимался физическими упражнениями в гимнасиях и палестрах; полюбив гимнастику, укрепил здоровье, обрел силу в мышцах и выносливость в теле, что подготовило его для перенесения тягот суровой воинской службы.

– Готовить себя служению Отечеству надо с молодости, – говорил Эпаминонд Филиппу, – пропустишь молодые годы – не заметишь, как состаришься; и уж тогда точно никому, помимо близких, не понадобишься. Надо прожить всю жизнь, прежде чем станет понятно, насколько жизнь коротка.

Со временем Филипп слышал от него много рассказов об устройстве армии, о дальних и ближних походах, победах и неудачах фиванского войска под его командованием. Поэтому юному македонянину, воспитанному в духе всенародного уважения военачальников, показалось странным видеть Эпаминонда в бездеятельном состоянии. Вместо того чтобы управлять войсками или передавать боевой опыт младшим командирам, полководец чувствовал себя ненужным своему народу. Из-за этого с утра неспешно шёл к храму Зевса, затем обратно, сидел на скамье в роще вместе с такими же пожилыми и ничем не занятыми людьми, отдыхал или негромко спорил, стараясь не привлекать к себе внимания.

Однажды вечером, выждав, когда хозяин дома располагал временем и, главное, настроением, Филипп набрался смелости, постучался в дверь рабочего кабинета. Эпаминонд разрешил войти. Он сидел за столом, удобно расположившись в дроносе, и был занят, видимо, чтением папирусов. Хозяин кабинета вопрошающе глянул на Филиппа.

– Какие неотложные дела привели потомка Геракла ко мне?