Филипп с юношеской страстностью познавал сведения о городе недругов Македонии, где богиня Тихе определила ему судьбу жить. Он каждый день знакомился с Семивратными Фивами, главным городом Беотии, влиятельнейшим государством эллинистического мира. Городом, приютившим три тысячи лет назад до этого переселенцев из Финикии. От фивян Филипп услышал историю Эдипа, сына Лая, который убил его посохом, не ведая, что он его отец. Филиппу показывали источник, в котором Эдип омыл кровь с посоха. Фиванцы бережно сохраняли воспоминания о могущественном прошлом своего города, ревниво поддерживали свою гегемонию, и многие войны, которые им приходилось вести, были направлены против государств, противодействовавших их политике. Фивяне воевали с Афинами, но сто лет назад были разбиты при Платеях. Во время нашествия персов царя Ксеркса Фивы изъявили покорность Персии, оставаясь неразорёнными.
Спарта, воспользовавшаяся слабостью фивян, захватила город и поставила военный гарнизон. Лидер демократической партии Исмений был казнен; многие его сторонники убиты, кто остался в живых, бежали в Афины. Тогда и проявился волевой характер Эпаминонда: он сумел пробудить у молодёжи патриотический пыл. Объединёнными усилиями с аристократами-беженцами, руководимыми Пелопидом, фивяне вышвырнули из Кадмеи спартанский гарнизон.
В Фивах находился дом великого Пиндара; его стихи знал и любил Филипп, поскольку поэт некоторое время проживал в Македонии при дворе царя Александра I. Юноша нашёл его домик с небольшим садом. Потомки Пиндара встретили Филиппа по-доброму, расспрашивали, откуда родом, рассказали несколько историй о своём знаменитом предке. На прощание вручили Филиппу гостевой знак,
Любознательность Филиппа поражала Эпаминонда, вопросы возникали сами собой, по любому поводу, обрастая по ходу разъяснения новыми темами. Однажды он спросил:
– А почему в Македонии есть царь, а в Фивах его нет?
Эпаминонд вскинул брови, ответил не сразу:
– Вижу, ты взрослеешь, мой мальчик, если задаёшь такие вопросы. У каждого народа есть властитель, только одних называют царями, других – тиранами и деспотами, или это вожди племён и главные жрецы. В Фивах, как и в остальной Греции когда был царь, его выбирал народ,
Эпаминонд посмотрел на Филиппа, словно определяя, понимает ли он. Налил вина в чашу, взял в руки, задумчиво созерцая содержимое. Отпил глоток, затем продолжил:
– Мой юный друг! Вина любого правителя будет в том, если он считает свой народ стадом овец, а себя пастухом. Но не овцы живут для пастухов, а пастух для них, чтобы оберегать стадо, сохранять от волков и добиваться приплода. Вот о чём должен помнить царь! Во всех случаях правитель должен приносить в жертву народу собственную жизнь, он обязан жить для своего стада, не извлекая из своего особого положения своекорыстия. А если пастухи бездумно режут овец для собственного потребления, они остаются без стада, каким бы многочисленным оно не было. Тогда кем будет управлять такой неразумный правитель?
Эпаминонд заметил, что Филипп задумался, услышав его слова.
– Я так понял, уважаемый Эпаминонд, что там, где у власти находятся цари, их правление существует вопреки установлению богов?
– Если цари следуют законам богов, а не придуманных ради своекорыстия, они угодны богам и народу. Поэтому народы должны сами решать, какая власть им покажется надежней. Лишь бы народ имел возможность поменять власть, если она покажется неудобной им или агрессивной.
Эпаминонд, прищурившись, глянул на собеседника, который понимающе закивал головой. Затем вдруг спросил:
– Филипп, а если македоняне предложат тебе когда-нибудь занять престол, ты не откажешься?
Вопрос застал юношу врасплох, но он быстро нашёлся:
– Мой старший брат был царём, сейчас царём средний брат, отец и его отец сидели на престоле, как предки. Никто из нашего древнего рода не отказывался от царской власти, так как считали это дело священным долгом, угодным богам. Если судьба даст мне возможность стать царём, я не откажусь, так как считаю царскую власть единственной силой, позволяющей объединить мой народ, разрозненный сейчас по княжеским родовым угодьям. Делами, достойными царей, я постараюсь добиться уважения народа македонского. И пусть народ рассуждает, нужен ли им такой царь! Нет, я не откажусь от престола!
Эпаминонд с видимым удовлетворением хмыкнул.