Знак зодиака

И он стал распаковывать свою огромную сумку. Наконец, гитара была извлечена, и Нэинри почти сразу поняла, что с инструментом что-то не так. Вернее, не так было со струнами. В наступающих сумерках они слабо светились, отливая голубоватым и поблескивая янтарными искорками, как если бы кто-то догадался скрутить сияние в нити. Физерд осторожно перехватил рукой гриф, зажал первый аккорд и пробежался пальцами по струнам; переборы тотчас взлетели в воздух невидимыми золотистыми лесенками. Нэи готова была поклясться, что это именно лесенки; она почти их увидела. А потом лесенки закрутились искрящимися спиралями и унеслись вверх, и полилась музыка, похожая на вышитое пестрыми нитками полотно. Ее было видно, она имела запах и вкус; но, хотя звучала мелодия радостно, за ней будто бы стояло что-то огромное и тяжелое, печальное, тягучее, как трясина, никак не вяжущееся с искристым золотым и синим светом. Но невидимые (или все же видимые?) лестницы аккордов все неслись вверх, и Нэинри совсем скоро об этом позабыла, жадно впитывая звуки. На какой-то миг "внешний" радостный фон будто бы поблек, и то, что скрывалось за ним, непонятное и глубокое, метнулось вперед тоскливой, вязкой волной. У Нэи защемило в груди. Вновь заплясавший веселый мотив окатил ее градом золотистых бусин, и она вдруг осталась совсем одна, оглушенная и никем не понятая, сосредоточенная на своей лишь великой печали.

Когда музыка оборвалась, на поляну, где они сидели, будто бы упала тень. Стало прохладно и очень тихо, и Нэи даже невольно поежилась, плотнее закутываясь в пальто.

– Ничего себе! – первым очнулся Аскель. – Что это такое было? Она магическая?

– Что, понравилось? – довольно оскалился Физерд, откладывая инструмент.

Мальчик радостно закивал. Нэинри не могла в полной мере согласиться с братом: легкость и свет исчезли, а вот мрачное и тягучее, прятавшееся в тени, казалось до сих пор висело над ними. На душе скребли стаи диких кошек, ей вдруг очень захотелось домой, туда, где есть Селла, туда, где тепло и свет, подальше из этого мрачного леса и огромного чужого мира.

– Нет, – сказал вдруг Осколок Тьмы. – Никогда больше не играй на ней.

Физерд на удивление совсем не расстроился, напротив, он весь подался вперед, сияя от восторга, а глаза его зажглись хищным любопытством.

– Ага, ты тоже заметил! – воскликнул он. – Молодец, змееносец.

– Называй меня Осколком Тьмы, – нахмурился тот, нервно вжимая голову в плечи.

– Это так важно? – серые перья взлетели вверх, обозначив удивление.

– Конечно, – обращенный нахмурился еще сильнее. – У тебя есть имя, а значит, есть родители, которые тебе его дали, и есть народ, который его придумал, и есть память обо всем этом. А у меня – нет. У меня – только знак зодиака и кличка, и я даже не знаю, откуда она взялась. Но змееносцев на свете так много, и я запросто потеряюсь среди них. Кличка – единственное, что меня отличает от этих змееносцев, а я не хочу быть только знаком зодиака, и все. Поэтому зови меня так.

– О, понятно, – Физерд растерянно почесал затылок, очевидно не вполне сообразив, как риагировать на эту тираду. – Э-э-э, хорошо. Мне вообще без разницы, как звать.

– Без разницы? – пораженно прошипел Осколок Тьмы, взирая на Физерда с помесью неприязни и недоумения.

– Я тоже заметила, что с музыкой что-то не так, – поспешно сказала Нэи, ощущая, что разговор вновь пошел не в то русло.

Осколок Тьмы тем временем сокрушенно качал головой, источая ощутимые волны раздражения.

– Да ладно, – пожал плечами Аскель. – Чего вы взъелись? Хорошо ведь играет, с душой. Я сроду такой музыки не слышал.

– А это не я играю. Я так не умею. Это все струны, – Физерд тронул струны, и перед глазами у Нэи заплясали золотистые пятна. – Так вот…

В этот момент в папоротниках неподалеку раздался громкий шорох, и Физерд умолк, настороженно вглядываясь в чащу. Нэинри посмотрела в ту же сторону, и увидела тусклый рыжеватый свет, сбрызнувший сосновые стволы и листья деревьев. Некто проламывался сквозь кустарники, сипло и тяжело дыша, и этот кто-то, без сомнения, был хозяином заброшенного дома.

– Аскель, – шепнула она брату предупредительно. – Только попробуй проболтайся, что ты овен.

– Сам знаю, – неожиданно посерьезнев, фыркнул тот. – Я чай вижу, кому можно сказать, а кому – нет.

Девушка не успела спросить брата о том, откуда у него такое знание. Некто продолжал проламываться. Шума было столько, что Нэи ожидала увидеть гиганта-великана, из тех, какие склоняются в три погибели, проходя в дверной проем, рассчитанный на обычного человека. Поэтому она немного удивилась, когда из папоротников вынырнул невысокий старичок, смуглый и жилистый, похожий на пожилого койота. У него была жиденькая бородка, жидкие белые волосы, скуластое коричневое лицо и на редкость большие ладони. В когтях… В пальцах, пальцах! – он цепко сжимал керосиновую лампу.

Взглянув на Физерда, старичок-Олекайн хищно оскалился, показав неровные желтые зубы, а глаза его зажглись янтарными огоньками, ловя маслянистый свет.