Только теперь Воята увидел её целиком: углы рта, складки от носа, даже уголки глаз на немолодом бледном лице были опущены, в полном согласии между собой, словно выражая смирение. При взгляде на это лицо у Вояты возникло желание тоже опустить глаза и склонить голову.
Крестясь в знак уважения к святому месту, Воята вслед за привратницей прошёл за ворота и по деревянному настилу направился к церкви. Когда они подошли, звон била прекратился. Монахини уже все были в церкви; на пришедших они не смотрели, а Воята, скрывая неприличное любопытство, украдкой окинул их взглядом. Сколько ему было видно при свечах, все монахини, числом восемь или девять, были в немалых годах. Самой молодой было на вид лет сорок, и лицо её казалось грустным; у остальных на морщинистых, носатых лицах отражалась уверенность и твёрдость духа. У одной, невысокой и полноватой, отверстие апостольника[34]
было так мало, что укрывало лицо от век почти до нижней губы, и это придавало инокине настороженный вид. С краю стояла схимонахиня: чёрный куколь с белыми вышитыми крестами, похожими на могильные, скрывал лицо и придавал ей облик некоего духовного скелета, мертвеца среди живых. По согбенному стану было видно, что она весьма стара. Вид этой фигуры, выражавший отречение от всего земного и от самого света белого, внушал трепет и невольный ужас.– А где ж игуменья? – шепнул Воята украдкой Миколке, не найдя ни на одной из инокинь наперсного креста.
– Вон она, мать Агния. – Так же тайком Миколка показал, куда смотреть.
Воята едва не ахнул и подавил желание закрыть рот рукой, лишь выпрямился, крепко сжимая губы. Обладательница наперсного креста была так мала ростом, что её голова в скуфье[35]
доставала лишь до плеч стоявших рядом инокинь – а те были женщинами роста самого обычного, много ниже Вояты. Не только ростом, но и сложением она напоминала ребёнка. Лицо Вояте было трудно разглядеть, но морщины, как у прочих, в глаза не бросались.– Отец Ефросин. – Миколка указал ему на священника.
Священник достиг весьма преклонных лет, как и положено для служащего в женском монастыре. Тоже невысокий, худощавый, он был кривобок и клонился вправо; негустые волосы и борода белели как снег. Однако даже при свете свечей было видно, что тонкое лицо его сияет добротой.
Пение в монастыре тянется долго, но Воята старался не отвлекаться на свои мысли, привычно подпевал псалмы. Иногда бросая взгляд на игуменью, он не раз видел, что и она смотрит на него, и ему казалось, эта крошечная инокиня, облечённая высоким саном, считает неуместным здесь его, дубину здоровую. Но желание посоветоваться с нею не уходило, а только усиливалось.
Наконец служба завершилась, Воята с Миколкой вышли на крыльцо. Монахини разошлись, убрела куда-то схимонахиня: видно, её келлия находилась в дальнем углу монастырских угодий, за елями, а не напротив церкви, как прочие. Воята невольно проводил глазами эта невысокую, дряхлую, переваливающуюся фигуру, чёрную, в белых крестах с макушки до ног: казалось, она, побывав в церкви, бредёт назад на тот свет, где обитает уже давно.
После всех вышли мать Агния, отец Ефросин и ещё одна инокиня, крепкая, рослая старуха, с её морщинами и крупным выступающим вперёд носом будто вырезанная из дуба. Мать Агния давала ей поручения, и дивно было видеть, как этакая громада слушает такую кроху, склонив голову набок, выражая тем самым желание стать поменьше и не выситься дерзновенно над игуменьей. Мать Агния стояла прямо, сложив руки с намотанными чётками, и от этой невысокой ладной фигуры веяло уверенностью ровно горящей свечи. Воята переминался с ноги на ногу с другой стороны крыльца, не зная, как обратить на себя внимание игуменьи, и в то же время смущаясь от того, что она, разумеется, давно его заметила и, видно, недоумевает, чего этому чужому молодцу от неё надобно.
Но вот рослая инокиня отошла и перестала заслонять от Вояты мать Агнию, и Воята ощутил на себе взгляд игуменьи. Она кивнула ему довольно ласково, приглашая подойти. Не чуя под собой ног, Воята приблизился.
– Благослови, матушка! – Голос Вояты от волнения прозвучал совсем хрипло.
Мать Агния перекрестила его; чтобы поцеловать её холодную руку, Вояте пришлось согнуться пополам.
– Ты искал со мной беседы? – услышал он голос, довольно низкий, но слышалась в нём сила, строгость и доброта.
– Искал, матушка.