Знамение змиево

– «Псалтирь без чина службы и без часов… – медленно прочитала инокиня надпись на первом листе. – Без отпевания душ, без от себя прогнания всех людей, без отлучения алчущих знания. Сия книга Псалтирь – сиротам и вдовицам утешение мирное, странничкам недвижимое море, детям рабов неосуждаемое деяние[40]. Се аз, худый инок Панфирий, руку приложил».

Воята тяжело сглотнул от волнения и перекрестился, стараясь обрести опору. Он будто услышал через века голос старца Панфирия – бывшего воеводы Путяты, что пытался крестить Великославль, а потом навек остался на озере молить Бога за непокорных.

Мать Агния перевернула лист, ещё один, скользнув по нему глазами, и Воята со своего места увидел изображение человека на троне и в царском венце. Царь Давид! Ровные столбцы текста, где чёрные выцветшие буквы сидят плотными рядами, без промежутков.

– «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых…» – нараспев прочла мать Агния, будто приветствуя старого знакомого. – Вот она, твоя Псалтирь. Угодно было Богу ей тебе послать.

Воята перекрестился, чувствуя себя почти что свидетелем чуда.

– Я давным-давно слыхала от матери Феофании, пока у неё келейницей была, что есть в древлехранилище Псалтирь старинная, – добавила мать Агния. – Да сама позабыла, у нас ведь Псалтирь есть другая, боярином Тудором Местятичем пожалованная, посадником новгородским и пращуром моим, когда дочь его, девица Ярина, в обитель входила. А сестёр, грамоте наученных, здесь и нет сейчас, кроме меня…

Она развела руками, качнулись чётки рыбьего зуба с серебряным крестиком, намотанные на кисть.

Воята молчал, потрясённый. Тянуло спросить: позволит ли ему мать Агния взять эту книгу? Теперь это собственность монастыря, но, если строго рассудить, вдова отца Ерона не должна была её забирать и уносить из прихода, знала ведь, что других священных книг там нет!

Но у неё не спросишь, зачем она это сделала. Куколь схимонахини оградил её от чужого любопытства не менее надёжно, чем могильный камень.

Взгляд матери Агнии тоже выражал сомнение. Видно, осознав, что в её руках находится книга с надписями от самого крестителя здешнего края, она усомнилась, стоит ли отдавать её какому-то парамонарю… молодому парню, в Сумежский погост… Не оставить ли для пользы и славы монастыря? Если бы она рассудила именно так, Воята не посмел бы с нею спорить. Тогда останется рассказать обо всём отцу Касьяну – пусть он, как преемник отца Ерона и самого Панфирия, испрашивает книгу у игуменьи.

– Ты, Гавриил Воята, я вижу, не простой парамонарь, а вещий, – улыбнулась мать Агния: уж верно, обо всех его мыслях ангел-прозорливец ей на ухо доложил. – Целую бесовскую рать одолел один.

– «Господь помощник мой и защитник мой…»[41]

, – тихо поправил Воята.

– «На него упова сердце мое, и помо́же ми…»

– Евангелие Панфириево со мной было, да еще Марьица…

– И Меркушка, – шепнула ему на ухо невидимая Марьица.

– «Яко держава моя и прибежище мое еси ты…»[42]

– «Имене твоего ради наставиши мя и препитаеши мя», – привычно продолжил Воята; ему всё казалось, что игуменья его испытывает.

– Ну вот! – Мать Агния развела руками. – В церкви читать – ты всё на память знаешь.

– Я не только… – начал Воята и запнулся.

Мысли, однажды высказанные отцу Касьяну, не давали ему покоя, но казались то важными и основательными, то смешными и самонадеянными.

– Позволишь сказать, что думаю?

– Говори, сыне. «Блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога».

– Сказывали старые люди, что упыри и прочие бесы завелись от Дивного озера. Того, где прежде был град Великославль, да погрузился, ибо не захотел принять от Путяты святое крещение. Так может… мысль имею такую… дерзновенную. Что если окрестить бесов озёрных? Души их пойдут к Богу, из-под власти нечистого вырвутся и вредить добрым людям более не станут.

От удивления мать Агния широко раскрыла глаза, и Воята вдруг разглядел, что они у неё голубые и ясные, будто самоцветы.

– Окрестить? Бесов озёрных?

– Научи меня, мати, – торопливо заговорил Воята, – возможно ли такое? Если мысль моя глупая, так я её отброшу и мечтами тешиться не стану. Ну а если… если оно сбыточно… то я себя не пожалею…

В мыслях мелькнула та девка из призрачной избы. Воята не знал, связана ли она с озёрными бесами и как связана, но почему-то было ощущение, что извод бесов поможет и ей обрести мир. Если она ему не померещилась со страху.

– Окрестить бесов… – повторила мать Агния, но уже с другим выражением, задумчиво. – И не упомню, чтобы где в книгах о таком говорилось. О пакостях их – множество, но чтобы душу в них сыскать… Да разве у них есть душа? Знаешь что? – Она встала, и Воята тоже подскочил, осознав, как много времени у неё отнял. – Я подумаю. Со старшими инокинями посоветуюсь, с отцом Ефросином. Если что надумаю – подам тебе весть.

– А как же… – Воята взглянул на Панфириеву Псалтирь, – книга?

– Книга? – Мать Агния тоже взглянула на изображение царя Давида и вздохнула. – Бери её с собой, раз уж через тебя её Господь из забвения вывел. Ты вон такого противника себе избрал – тебе щит понадобится крепкий. Кланяйся от меня отцу Касьяну.

* * *