Знаменитость

– Наверняка там! – мгновенно подхватил мою мысль импресарио. –Ученые советы – это такая говорильня, которая имеет свойство затягиваться. Бегите швыдче! У вас ноги молодые. Бог даст застанете его – тогда говорите, что от Янкеля Шейфера пришли…

Через пять минут я уже метался по Дерибасовской, расспрашивая прохожих – где одесский мединститут. Но все к кому я обращался за советом, оказывались либо приехавшими курортниками, и знали город не лучше меня, либо пускались в такие неясные долгие объяснения на южнорусском диалекте, что приходилось бросать их и бежать дальше.

Потратив время на блуждания и путаницу, я, наконец, вбежал в здание мединститута. Студентов в этот предвечерний час здесь уже практически не осталось. Коридоры и лестницы пугали гулкой пустотой. А я не представлял, где искать кафедру ЛОР болезней. И спросить было не у кого. Вахтера, дремавшего на входе, в этот момент как раз строго отчитывал, небольшой старичок в легком плаще. Невзирая на субтильный вид, он прямо метал громы и молнии. И я не решился встрять со своим вопросом.

Оставался единственный выход – заглядывать во все аудитории подряд. На первом этаже было пусто. В нескольких аудиториях склонились над учебниками то ли припозднившиеся зубрилы, то ли наоборот – двоечники, задержавшиеся на пересдачу «хвостов».

Углубляясь дальше по коридору, я умолял себя не паниковать. Но это было невозможно. Время утекало минута за минутой. У меня уже поджилки тряслись. А ряд дверей все не кончался. Я мысленно представил, что возможно вот сейчас, юный энтузиаст уже лезет Алеше в глотку скальпелем, чтобы отхватить у него опухшую голосовую связку.

В бессильной ярости я изо всех сил пнул очередную дверь, скрывавшую за собой пустую аудиторию. Громкий хлопок, словно выстрел, разлетелся эхом по гулким коридорам.

– Это еще, что за безобразие! Немедленно прекратите шум! – ополчилась на меня решительная старушка, вывернувшая из-за поворота коридора. Седенькая в очках, я даже не успел понять, секретарша или старая лаборантка, или преподавательница.

– Где ученый совет?! – прорычал я ей в лицо, буквально хватаясь за последнюю соломинку.

– Ученый совет только что закончился, – опешила старушка.

– И все уже разошлись?! – дико взвыл я.

– А кто вам собственно нужен? – старушка вспомнила свой боевой тон. – Захар Самуилович Смолин? Я только что его внизу видела, он там вахтеру выговаривал… А в чем дело?

Она не успела договорить, как я уже мчался обратно, к выходу из института. Но перед дверями оказалось пусто. А вахтер, видимо, обладающей непробиваемыми нервами слона, уже опять спокойно дремал.

На улице уже не было видно маленького, сердитого профессора неуловимо похожего на доктора Айболита. Я лихорадочно оглядывался направо и налево. Забежал за угол – никого. Впору было просто сесть на асфальт и заплакать от бессилия. До того, как Алеше распластают скальпелем горло оставались считанные минуты.

Но в этот момент, сзади просигналила машина. Прямо на меня мчалась старая «Волга» Льва Рудика. С оглушительным скрипом автомобиль затормозил, и подпольный продюсер распахнул переднюю дверцу.

– Мне Янкель позвонил. Он прав. Надо сначала показать Алешу этому его профессору, – выпалил Лев Евгеньевич, срываясь с места.

Мне оставалось признаться, как я только что бездарно упустил профессора Смолина на выходе из института.

– Ерунда! – обнадежил Рудик, резко выкручивая руль. – Он не мог далеко уйти. Улиц вокруг немного. Сейчас все объедем – гляди в оба.

Быстро начинало темнеть. В окнах домов тут и там включали свет. Но узкие переулки все сильнее тонули в сумерках. Еще полчаса и на Одессу спустится очередная южная ночь.

Внизу узкой мощеной улицы мелькнул силуэт в плаще. Оставалось молиться, чтобы профессор не юркнул в какой-нибудь незаметный проулок – он двигался на удивление энергичным для его возраста шагом. Более того, услышав за спиной звук мотора догоняющей машины, «Айболит» еще сильнее припустил. А когда Рудик все-таки нагнал его и резко затормозил рядом – на всякий случай попытался защититься от нас зонтиком, как пикой.

– У вас в отделении ЛОР болезней сейчас проходит незаконная, подпольная операция! – выпалил я, распахнул дверцу. – Меня послал Янкель Шейфер!

В машине, немного успокоившись, старичок начал поглядывать на меня очень скептически. Похоже, ему совсем не верилось, что лучший студент решился на такое рискованное дело, и тайком делает кому-то операцию. Но угнетенная озабоченность, написанная на наших лицах, и то, как Рудик гнал машину по темноте, нарушая все правила, подействовали на профессора. Когда мы вырулили к приемному покою городской больницы, Захар Смолин был уже абсолютно серьезен. И взбегал на этаж ЛОР отделения энергично и деловито.

– Что там творится у вас в операционной?! – по-хозяйски бросил он на ходу дежурной сестре, явно побаивавшейся своенравного профессора.

Дойдя до конца коридора, «Айболит» распахнул двери операционной, и замер на пороге, словно пораженный громом. Так что я еле успел остановиться, чтобы не налететь сзади.