Знамя над рейхстагом

Утром, когда озеро было обойдено и оба полка благополучно соединились, я поехал к месту, где собирались развернуть новый НП. Оно находилось километрах в трех к северо-востоку от озера. Здесь и остановились штабные автобусы. В одном из них Блинник принялся готовить завтрак для оперативной группы. Поодаль саперы начали оборудовать наблюдательный пункт.

Через некоторое время появилась машина командира корпуса. Переверткин вылез из нее спокойный и бодрый, приветливо поздоровался с нами и попросил меня доложить обстановку. Я пригласил его в автобус. Расстелил на столе карту. На ней было подробно отражено положение частей. Устно я доложил, что 674-й полк выходит во второй эшелон, а занявший его место 756-й продвигается в направлении Регенвальде; 469-й полк наступает западнее. Затем сообщил о количестве трофеев и захваченных пленных.

— Хорошо действовали, — заговорил Семен Никифорович, — молодцом. Проявили разумную инициативу. Противник, когда почувствовал угрозу с тыла, отказался от активных действий в районе Фрайенвальде. Это обеспечило успех не только нашего корпуса, но и двенадцатого гвардейского. Ну а я ночью обстановку знал не полностью. Связь плохо работала. Да и трудно подробности знать, когда в двадцати пяти километрах от переднего края находишься. Тем более противник резервы то туда, то сюда бросает. Тебе, конечно, виднее было. Обиделся на записку-то?

— На начальство обижаться не положено.

Я пригласил Переверткина в соседний автобус. Там уже был приготовлен завтрак.

— С удовольствием, — оживился Семен Никифорович. — А то я и ночь почти не спал и есть не ел. С рассветом выехал к вам.

За столом мы обсудили, как брать Регенвальде. Тут у нас не было расхождения во взглядах: город надо захватывать во взаимодействии с наступающими танкистами.

Прощаясь, Переверткин поблагодарил нас за успехи, пообещал доложить о них командарму.

После беседы с командиром корпуса многое для меня прояснилось. Я понял и намерения противника, и то, как повлиял на них наш ночной бросок вдоль озера.

Немцы, вопреки моим предположениям, все же намеревались нанести контрудар во фланг нашей армии. С этой целью они произвели перегруппировку сил и выслали танковую разведку, с которой мы встретились на шоссе. Наши атаки оказались для немцев неожиданными. Узнав, что в тыл им выходят, как показалось командованию противника, крупные силы русских (а ночью неприятельские силы в тылу всегда кажутся крупными), оно решило, что его опередили, и отказалось от контрудара.

Вот и получилось, что результаты нашего скромного тактического замысла повлияли на ход всей операции. Что ж, это было приятно. Нас хвалили. Хвалили даже чересчур, как людей, все заранее предвидевших…

Теперь дивизия наступала почти без задержек. Расчлененные на части, силы противника быстро отходили к морю. Небольшие очаги сопротивления, встречавшиеся на нашем пути, подавлялись с ходу или же блокировались и затем уничтожались подразделениями второго эшелона.

В Регенвальде 756-й полк вошел следом за танками без каких бы то ни было потерь. Отсюда направление нашего движения изменилось. До сих пор мы наступали почти на север. Теперь поворачивали влево градусов на шестьдесят. Если продолжить линию нашего пути, она уперлась бы в город Каммин на берегу пролива Дивенов, одного из трех проливов, соединяющих Штеттинскую гавань с морем.

К вечеру прошли город Плате. Он был весь в электрических огнях, но совершенно пуст. Миновав его, мы оказались на шоссе, где на желтых указателях чернели латинские буквы, услужливо сообщая, что дорога ведет в город Гюльцов. Именно туда нам и было нужно.

Вскоре мы догнали темневшую в ночи лавину фургонов, повозок и даже старинных карет. Это население Плате по приказу гитлеровцев уходило за Одер, спасаясь от «нашествия диких орд варваров», каковыми, согласно всем канонам геббельсовской пропаганды, являлись наши войска. Услышав за спиной гул танковых моторов, беженцы в ужасе шарахнулись в придорожные кусты и рощи.

Остановив машину, я разглядел в зарослях целый табор. Подойдя к беженцам поближе, обратился к ним на немецком языке. Запас слов у меня был невелик, поэтому и речь получилась короткой:

— Мужчины и женщины! Возвращайтесь домой и продолжайте заниматься своим делом! Никто вас не тронет. Будьте спокойны.

Наступила некоторая пауза. Потом из-за деревьев вышло несколько человек. Еще через некоторое время ко мне приблизилась целая группа. Постепенно они окружили меня. Посыпались вопросы. Люди интересовались, будут ли их угонять в Сибирь и не слишком ли жестокой будет расплата Красной Армии за ущерб, причиненный России вермахтом.

Я сказал, что никаких переселений на Восток не будет, а Красная Армия не собирается расправляться с ними.

Через час в поселке Циммерхаузен мне доложили, что неподалеку находится лагерь, в котором содержатся советские граждане. Захватив разведчиков и саперов, я выехал туда. За колючей проволокой перед бараками нас с нетерпением ожидала огромная толпа изможденных людей.

Бойцы быстро открыли ворота.

— Вы свободны! — крикнул я.