Знание-сила, 2000 № 11 (881)

начинает рассказывать, как и кому «пел» Боян, в качестве примера приводя отрывки из его произведений, и далее уже с Бонном не расстается, цитируя его «припевки» на протяжении всей поэмы. Дело этим не кончается. Постоянные исторические отступления автора от событий 1185 года при ближайшем рассмотрении оказываются целиком сотканы из текстов и сюжетов Боя на, причем все эти заимствования оказываются стихами в противоположность прозе о перипетиях похода Игоря.

Другими словами, в «Слове», помимо двух пластов структуры – стихов и прозы, – можно выделить два пласта исторических сюжетов, отделенных друг от друга целым столетием: рассказ о событиях 1185 года (XII век) и сюжеты шестидесятых – восьмидесятых годов XI века, где речь идет о дедах нынешних героев. И это при том, что в тексте нигде не говорится об их отцах или о чем-то происходившем между этими событиями. Попытки объяснить такую ситуацию замыслом автора «Слова» оказались несостоятельны уже потому, что ни эти сюжеты, ни герои событий столетней давности ничего не дают читателю для понимания самого сюжета, разве только запутывают повествование. И не только они.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что объяснений требует и рассказ о событиях 1185 года. Наиболее ярким примером этого может служить знаменитый «сон Святослава» и его «золотое слово».

Как известно, после поражения Игоря киевский князь Святослав Всеволодович увидел «вещий» (то есть обязанный сбыться) сон, который предрекал его смерть и наступающие для Руси времена смуты и междоусобиц. Между тем, как хорошо известно, этот князь благополучно прокняжил еще девять лет и скончался только в 1194 году, не вызвав своей смертью никаких общественных потрясений. Замечательно, что и бояре, истолковывающие этот сон, не обращают внимания на приметы, предрекающие смерть киевского князя, а в столь же иносказательной форме сообщают ему о пленении Игоря с его спутниками.

В те времена в факте такого пленения не было ничего экстраординарного. Князья, попадавшие в плен к половцам, неизменно получали свободу за выкуп, который был не слишком тяжелым, поскольку при этом учитывались их родственные связи с другими половецкими родами. В такой ситуации «золотое слово» Святослава, содержащее пламенный призыв к русским князьям выступить в отместку за Игоря, может вызвать только недоумение. Более того, как свидетельствуют летописи, дошедшая до Киева весть о пленении Игоря никого особенно не встревожила.

Таких загадок в «Слове» очень много. К ним относится, например, «река Каяла», на которой якобы потерпел поражение Игорь, хотя в летописном рассказе о походе местом пленения названа река Сюурлий, неожиданно появившееся «озеро», на берегу которого происходила битва, и это при том, что в «Слове» прямо говорится о «безводье», которое сломило сопротивление воинов и подорвало силы коней. Еще большей загадкой оказывается частое упоминание в поэме «моря», прямо связываемое с побегом Игоря из ставки Кончака на Русь, хотя описанные события происходили от него на расстоянии если не тысяч, то многих сотен километров…

И это лишь несколько бросающихся в глаза загадок древнего текста. На самом деле, их гораздо больше. Не упоминаю я здесь и так называемые темные места – слова и фразы, до сих пор заставляющие ломать голову над их смыслом. Они встречаются чуть ли не в каждом предложении, и если какие-то поддаются (на первый взгляд) объяснению, то при ближайшем рассмотрении оказывается, что такое объяснение противоречит или смыслу текста, или же исторической реальности, отраженной в поэме.

И это, кстати, наряду с основным стремлением исследователей «Слова» сгладить противоречия, постоянно рождало попытки поставить под сомнение подлинность поэмы в целом, объявив ее подделкой позднего времени. Поводом к этому послужили как открываем ые в ней несообразности, так и списки «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище» – произведений XV – XVI веков, посвященных Куликовской битве. В них находятся фразы и фрагменты, повторяющие «Слово о полку Игореве», только в отличие от него они не содержат никаких противоречий или «темных мест». На этом основании «скептики» стали утверждать, что не «Слово» дало начало этим произведениям, а наоборот, оно само было сконструировано на основании этих текстов в конце XVIIT века А.И. Мусиным-Пушкиным или ярославским архимандритом Иоилем Быковским, у которого Мусин-Пушкин купил рукопись в 1790 или 1791 году.