Однако и это не предел. Некоторые проекты вызывают оторопь. Кажется, со времен вавилонян никто не отваживался бросать столь дерзкий вызов богам и стихиям.
• Испанские архитекторы Хавьер Пиос и Роза Сервера спроектировали для Шанхая 300-этажный небоскреб под названием "Бионик Тауэр" высотой 1228 метров. В нем могло бы разместиться 100 тысяч человек.
• Возможно, у берегов Японии когда- нибудь появится искусственный остров Океан-сити, рассчитанный на проживание миллиона человек. По версии авторов идеи, остров будет представлять собой стальную гору высотой 4000 метров, покоящуюся на стальном фундаменте высотой 600 метров. К его берегу можно будет пристыковывать все новые "жилые скалы". По специальным рельсам помчатся магнитные подъемники, рассчитанные на две сотни пассажиров.
• Есть и "уменьшенная" версия этого проекта: стальная гора высотой 2000 метров — своего рода 400-этажный дом.
Возможно, когда-нибудь и найдутся желающие воплотить эти проекты в жизнь. Человеческие муравейники тянутся к небу, знаменуя подспудную уверенность в том, что никому не удастся сокрушить это творение зодчих, равняющих себя с Богом.
А что Тайвань? На вопрос о конкурентах Ван Чунпин ответил так: "Пока мы обогнали их, став обладателями рекорда. И мы еще раз поборемся за первенство, а именно в том случае, если наш рекорд побьют соотечественники из континентального Китая".
Сергей Смирнов
Век XVIII.
Те, кому не виден финиш
Осенью 1714 года на курорте в Германии встретились два инвалида: отставной немецкий дипломат Готфрид Вильгельм Лейбниц и действующий русский царь Петр Алексеевич Романов. Оба они — тяжелые почечники; старшего болезнь сведет в могилу через два года, младшего — через десять лет. Но главное дело жизни уже сделано: Лейбниц основал на европейском континенте школу Математического Анализа Гладких Функций, а русский Петр одолел шведского Карла на суше и на море, сделал Россию великой военной державой. Пора закреплять достигнутое: воспитывать наследников, ставить перед ними новые дерзкие задачи.
Ученому человеку это сделать проще. Лейбниц никогда не увлекался преподаванием математики, но судьба подарила ему пару выдающихся аспирантов. Братья Якоб и Иоганн Бернулли, прочтя статьи Лейбница об исчислении дифференциалов и интегралов, быстро усвоили их и основали в тихом Базеле первый кружок любителей Анализа. Один из них — молодой маркиз Лопиталь — опубликовал свой конспект лекций Иоганна Бернулли: вот учебник для новых поколений студентов всей Европы!
Построенный Лейбницем арифмометр давно вошел в обиход инженеров и иных расчетчиков. Но изобретателю хочется большего: открыть способы исчисления любых научных истин, выраженных словами обыденного языка! Об этом мечтал еще Аристотель; четыре века назад Раймонд Луллий составил схему первого компьютера, охватившего Арифметику и Логику. Но как загнать в компьютер Семантику — расчет смыслов любых высказываний? С этой целью Лейбниц ввел понятие Монады — объекта с неограниченной внутренней сложностью, охватывающего Атом и Кристалл, Глагол и Интеграл. Однако придумать строгое Исчисление Монад Лейбницу не удалось, и не видно наследника, способного продолжить это дело!
Быть может, эта задача по плечу научному коллективу? Один такой коллектив (Прусскую Академию Наук) Лейбниц основал в Берлине еще в 1700 году по просьбе "солдатского короля" Фридриха I. Теперь очередной воинственный варвар — царь Петр — предлагает старому математику составить проект Российской Академии Наук.
Недавно Петербург был объявлен новой столицей России; только что там основана Государственная библиотека, туда переведена из Москвы Навигацкая Школа. Надо преобразовать этот комплекс в Академию и Университет — по образцу Парижа, где ядром Академии де Сиянс стала Королевская библиотека. Лейбниц учился математике у ее первого президента —* Христиана Гюйгенса. Теперь ученик станет Учителем новых поколений любознательных россиян; пусть научный Петербург встанет вровень с Парижем, Лондоном и Базелем!
Этот план пленил Лейбница уже потому, что к Лондону он питает давнюю ревность. В математике Лейбниц почти сравнялся с Ньютоном; но в физике британский отшельник остается несравненным. На его фоне Лейбниц выглядит "вечно вторым", как Эратосфен смотрелся рядом с Архимедом. Но ге два богатыря росли вместе и дружили всю жизнь; Лейбницу же не удалось лично встретить Ньютона и пленить его своим дипломатическим искусством. Как жаль! А жизнь-то кончается... Пора разжечь новый костер познания на берегу далекой Невы: пусть она соперничает с Темзой, Сеной и Шпрее — на благо просвещенного мира!