Знание-сила, 2006 № 06 (948)

А что следует из воспоминаний о демонстрации? Прежде всего — что ее не было, во всяком случае, в привычном для нас представлении. Горстка людей у памятника Пушкину, окруженная превосходящими силами КГБ, милиции и их добровольных помощников и неопределенным числом сочувствующих наблюдателей, включая иностранных журналистов. На мгновение взметнувшиеся бумажные плакаты с надписями: "Требуем гласного суда над Синявским и Даниэлем" и "Уважайте советскую Конституцию!", тут же в клочья разорванные оперативниками и дружинниками — их и прочесть не успели. Двадцать два арестованных препровождены в отделение милиции и отпущены через несколько часов.

Все картинки, не слишком подходящие для легенды.

Выясняется далее, что идею митинга — совершенно лояльный призыв власти соблюдать собственное законодательство — почти никто из диссидентов старшего поколения не разделял. Одни по причине именно его оскорбляющей убежденных антисоветчиков лояльности, другие из-за несопоставимости риска (старшие хорошо знали, чем эта затея грозит на самом деле) смехотворному требованию права у принципиально не правового государства — требовали бы уж хоть освобождения писателей. Идея вызвала тяжкое недоумение даже у гэбэшников, все добивавшихся у демонстрантов, что они хотели сказать своими плакатами на самом деле, и начисто отвергавшими их прямой смысл: "Слушайте, мы же говорим серьезно..."

Только у младших — студентов и СМОГистов (молодых поэтов, выступавших у памятника Маяковскому с весьма радикальными стихами и настроенных очень решительно) не было никаких сомнений; приходить или не приходить. Но и юридическую идею требовать гласности суда и соблюдения конституции они, разумеется, восприняли как чисто камуфляжную.

Сочувствующие наблюдатели к демонстрантам с плакатами не подходили, следили за происходящим с парапетов вокруг площади. Многие обзавелись более или менее убедительными "отмазками": "мама послала в аптеку"; "шел в Консерваторию"; "смотрю, люди толпятся; решил узнать, в чем дело". Кто-то даже взял с собой лыжи: шел мимо, покататься за городом. Впоследствии, на милицейских и комсомольских разборках, они повторяли эти свои отговорки, иногда прибавляя ритуальное "Простите, не проявил идеологической бдительности".

Батшев Семенович (р. 1947), поэт, участник литературного объединения СМОГ. Впоследствии прозаик, киносценарист, издатель, первый историограф СМОГа. Осужден в 1966 "за тунеядство" на 5 лет ссылки. Помилован в 1967. В феврале 1995 эмигрировал в Германию. "Откуда появились эти листовки, кто их делал — понятия не имею. Мне дали пачку, и я их распространял. Знаю, что этим занимались и Юлька, и Сережа, и, конечно, Буковский. 2 декабря нас схватили. У меня оставалось еще штук 30 листовок. Повезли на Лубянку, стали кричать. А я им: "Всех вас, коммунистов, на фонарь, все вы... палачи кровавые"...В 4 ночи меня привезли домой. А утром приехал "психовоз" и меня повезли в дурдом. Родители даже обрадовались:...ясно стало, почему я так странно себя веду в самой счастливой стране..."

Героические голливудские фильмы иначе представляют героическое поведение своих совершенно героических героев. Телевизор и до сих пор снова и снова демонстрирует легендарное поведение красных бойцов на допросе у белых извергов, советских партизан под пытками в гестапо. Короче, что-то не слишком материалы книги складывается в легенду — как о сожженном в паровозной топке Лазо или с гордо поднятой головой идущей на эшафот Зоей.