Золотая Трансцендентальность

А потом провал на Сатурне — вкладчики разбежались. Зато обратили внимание Наставники. Нео-Орфей и Цичандри-Манью Темнокожий распустили кучу эпистол, обличающих "тех, кто с преступным легкомыслием относится к устоявшемуся мнению и чувствительности наибольшей доли человеческого рода", громящих "каждого сорвиголову, кой заради собственного возвеличивания готов привнести разлад и рознь в мирный вековечный уклад". Имён не упоминалось — Коллегии смелости не достало, но все всё отлично поняли. Пока Фаэтон возвращался на Землю, многие дискуссионные круги, цепи последовательной мысли и общественные беседки вдруг отозвали приглашения, не объясняя причин. Определённые салоны и клубы, на вступлении в которые настояла Дафна, отменили его членство и вернули взносы. Оспорить решения он не мог — сообщили по радио, в записи. Официально ничего не происходило, давили исподтишка. Фаэтон негодовал.

Он вспомнил первый день на Земле. Он прилетел в Кито, в надворные постройки Поместья Радамант. Жена ожидала уже в прихожей — в купели солнечного света.

Дафна полулежала на кушетке, фигуру второй кожей облегал Умножитель Страстей Красной школы. Поверх чувствительной кожи костюма — белая невесомая кисея, Чародейская сенсорная паутина, множащая наслаждение тантрических ритуалов. Рукой в перчатке она приоткрыла шкатулку памяти — записывала, что произойдёт дальше. Уста приоткрыты. Взгляд манил.

— Ну, мой герой, — улыбнулась она с хитрецой, — я вызвана устроить из возвращения на старушку-Землю праздник, так что день у тебя дурной выдался, да не совсем. Готов к приёму, достойному героя?

Тем днём, а точнее, пополудни, он и решил построить Феникса Побеждающего. Дафна проронила искру: сказала, что исполины препятствий не замечают — они-де их перешагивают. Фаэтон огрызнулся: "Не я этот мир создал", а она ответила, что нужно всего-то создать свой мир, место бы только безлюдное найти. Если на пути — Коллегия Наставников, то нужно шагнуть над ними в простор, где не отыщут...

Дафна проронила зерно, и через три столетия пророс Побеждающий Феникс.

Вспомнил улыбку, её влюблённый и восхищённый взор...

— Там же не моя жена была.

Верно. Это не жена. Кукла, посланная встретить и приободрить. Настоящая Дафна в тот день на балу, устроенном Темнокожей Школой, задабривала Цичандри-Манью как могла и всеми силами сводила на нет нанесённый имени Фаэтона ущерб. Это для неё важнее было.

— Но я люблю жену...

Тоже правда. Он любил её за красоту, многие заслуги, и за укрытый в душе от нынешних вялых пламень, героический дух...

Дух, восхваляемый в каждом её романе, в каждой пьесе. Тот дух, который в жизни прятала. Дух, о котором знала — но не подпитывала, не развивала, не гордилась.

— Неправда! Она желала мне лучшего! Она тянула к вершинам!

Разве нет? На ум пришли разговоры в постели, укромные файлики влюблённых, обеспокоенные слова в них: предостережения, осторожности, заботы о его добром имени...

— Но за всем этим она от жизни хотела того же, что и я! Она ведь, на пути к Меркурию, меня вытащила из мира грёз в цистерне, я был уже готов отказаться от всего — она меня спасла! Она укрепила! Она напомнила, кто я! Она любит меня, а не моё место в обществе — потерял я его, не всякую мелководщину она любит, не богатство и не статус! Она любит меня за лучшее во мне! Она ведь, в той бочке, сказала...

Нет, не она. Не его жена.

Это опять Дафна Терциус.

Она.

С первого дня.

Дафна Изначальная, с позволения сказать, "истинная Дафна", потеряла существование во снах, отстранилась от мира, где Фаэтон жил, оставила его и будто бы умерла. Вот вам и жена. Она вышла за имя, за положение, за богатство, и, когда супруг кончился — ушла.

Дафна Терциус доросла из посла до настоящей женщины. У неё основа Дафны Изначальной, тот же самый дух.

Но Дафна Терциус не гасила пламени в себе. Она потеряла имя, состояние, вес в обществе, даже бессмертия лишилась — и пришла за Фаэтоном, чтобы помочь, чтобы спасти. Чтобы не дать мечте умереть.

Но ведь она ему не жена?

Ну это пока.

Вдруг беззвучно каждое зеркало связи зазеленилось образами лесов, лугов, полей, садов, крытых переправ и покрывшихся бронзовым налётом времени шпалер.

Посереди — царственная икона, убранная зелёным и золотым, восседающая между рогов изобилия из слоновьего бивня. Над троном — цветочный балдахин, словно поющий идиллические эпиталамы. Такой образ в присутствии Серебристо-Серых выбирала сама Разум Земли. Не воплощение, не подобие, а сама она — средоточие мудрости и разума всей цивилизации, сумма, сложенная из вклада каждой вычислительной системы Ойкумены.

Полный вопросов, Фаэтон настроил фильтр ощущений так, чтобы не замечать задержку между репликами, которая сейчас, из-за далёкого расстояния до Земли, составляла семьдесят девять минут, и дал знак, что готов.

Разум Земли заговорила:

— Слушай, Фаэтон. Я пришла рассказать, как убить Софотека.

РАЗУМ ЗЕМЛИ