Золото Дункеля

С сумкой Круглов отошел к лежавшим у кромки леса валунам и, не дожидаясь окончания осмотра офицерских карманов, пристроился на одном из них. Внешне он был спокоен. Но едва уловимая торопливость, с которой открывалась потертая полевая сумка, говорила о внутреннем волнении. Ведь если убитый был тот самый Дункель, которого они разыскивали, то произошло непоправимое: своими собственными руками он, Григорий Круглов, оборвал все нити, ведущие к золотому грузу… Беря в руки сумку, он в глубине души надеялся найти подтверждение, что убитый был не Дункель, а какой-нибудь другой человек, завладевший его оружием. Но, уже открывая ее, подумал, что и в этом случае Дункеля, скорее всего, в живых нет… Оружие подельники могли взять только с убитого… И, значит, оставалось одно – обнаружить хоть что-нибудь, что указало бы на местонахождение золота…

В недрах полевой сумки хоронилось всего несколько предметов. Сначала Круглов не спеша извлек топографическую карту, аккуратно сложенную в книжечку, и старый компас, до блеска истертый многократным употреблением; осмотрел их и отложил в сторону. Затем на свет были вытащены крохотный перочинный ножик, несколько источенных до основания карандашей и мелким подчерком исписанная тетрадь.

Изучение карты ничего не дало. Пятиверстного масштаба, она краем захватывала ту местность, на которой они находились; и ни одной пометки, кроме обведенной карандашом Глуховки, на ней не было.

Круглов взялся за тетрадь. К его изумлению, она была испещрена стихами – сначала чужими, судя по аккуратно прописанным столбикам, затем, видимо, своими, изобилующими многочисленными исправлениями и зачеркиваниями… Круглов принялся было их читать, но вскоре понял, что все вирши были любовными, посвященными, судя по всему, одной и той же неизвестной даме – интерес к ним пропал. Он еще раз перелистал страницы, пытаясь найти хотя бы какой-нибудь намек на интересующее его дело или личность автора, но тщетно! Не было ничего! Комэск захлопнул тетрадь и в сердцах сплюнул. Пришла мысль о потайных карманах. Отложив тетрадь, он вновь взялся за сумку, тщательно осмотрел ее, но и это ничего не дало: никаких тайников, подкладок, нашивок…

Подошли Прокопенко, уже перевязанный бинтами, и зачем-то плетущийся за ним Васильев. На животе комвзвода, торчал просунутый под ремень подарок командира – маузер; в одной руке он держал снятую с убитого офицера деревянную кобуру, в другой – длинный охотничий нож. Ковыряя ножом именную пластинку, приделанную к наружной стороне кобуры, он из-подо лба посмотрел на командира:

– Есть чего?

Круглов помотал головой:

– Нет…

Не глядя на комвзвода, он стал запихивать в сумку карту; по одному забросил в нее компас, перочинный нож, каждый карандаш в отдельности… Дойдя до тетради, еще раз полистал ее и, вздохнув, протянул Васильеву:

– На, читай, парень! Как раз для твоего возраста! Стихи это, матросы-папиросы!

Прокопенко отковырял пластинку и, бесстрастно отбросив ее в расщелину между валунами, на которых сидел Круглов, переспросил:

– Какие стихи?

– Обыкновенные, про любовь! – с раздражением ответил Григорий. – Тонкой натурой был этот Дункель, оказывается… интеллигент хренов! Хотя Дункель ли? Ни слова о золоте, ни о нем самом. Так-то… А что у Калюжного?

– Заканчивает уже, – вкладывая маузер в кобуру, кивнул в сторону реки комвзвод.

К тому времени уже окончательно рассвело. Туман рассеялся; по небу угрюмой чередой проплывали низкие облака, отражавшиеся в спокойной воде Гнилухи грязными пятнами… Обыскав офицера, вывернув все карманы и обшарив личные вещи, найденные в небольшом саквояже за седлом его лошади, Калюжный все найденное в закоулках армейской амуниции внимательно осмотрел, собрал в мешок и понес Круглову.

– Что-нибудь есть? – небрежно взглянув на мешок, спросил комэск с видом человека, который и без того знает, что ничего стоящего в нем нет.

– Ничего, – помотал головой Павел. – Хотя… по некоторым вещам можно судить, что это, несомненно, колчаковская штучка – офицер.

– Ох, и любишь ты замудрить словами! – поморщился Круглов. – Это по каким же вещам ты так рассудил?

– По обычным – носовой платок, расческа, дорогая бритва, серебряный портсигар… Наконец, кожаная дорожная сумка…

– Ну, это все и награбить можно! – усомнился Круглов. – А вот стихи…

– И все же, это офицер, – с едва заметной обидой в голосе повторил Калюжный.

– Офицер, да кто именно? Документы-то какие-нибудь имеются? Ведь должны быть документы у офицера!

Павел пожал плечами:

– Документов нет…

– Так какого ж хрена ты назвал его «штабс-капитаном»? – вдруг зло прошипел Круглов.

На этот раз Калюжный ответил, не моргнув:

– Сам не знаю, какого… Дункель уже месяц в голове вертится! Вот и брякнул в растерянности…

Сказал – и виноватая, вместе с тем ироничная улыбка шевельнулась в уголках его губ.

Круглов наморщив лоб, долго смотрел в упор, словно изучая его. Потом устало отвел взгляд в сторону.