– У самого в башке крутится… – Он поднялся. – Ладно, забудем! Надо дождаться Пыреева: охотник он опытный, думаю, достанет гада! Что-нибудь да прояснится… А вот и он, кажется, матросы-папиросы…
Чекисты посмотрели на выезжающих из леса всадников: один, второй, третий… Все искали глазами четвертого – пленника. Но четвертый не вышел – беглеца среди них не было. Пыреев, привстав на стремена, оглядел берег, нашел глазами Круглова и, кивнув, повернул лошадь в сторону валунов.
– Что? Упустил? – спросил Круглов уныло подъезжавшего земляка. Пыреев остановился; кряхтя, стал слезать с лошади.
– Упустил, командир… Как в воду канул… Мы его и не видали даже, наугад неслись. Потом след отыскали, да только через версту пропал след – через болото ушел, гад… Может, утоп…
– Утоп, утоп… эх! – Круглов махнул рукой и смачно сплюнул. – Ты-то на что был!
Пыреев виновато улыбнулся, не зная, что ответить.
– Ругай не ругай, Григорий Михайлович, а только упустили – и баста!
Круглов отвернулся и сердито, будто решая, что с ним делать, несколько раз прошелся перед примолкшим земляком. Однако занимало комэска другое – что делать им: Дункель ли лежал на берегу или не Дункель, только убежавший напарник теперь мог предупредить остальных бандитов. А это уже меняло дело…
Он остановился и, ни на кого не глядя, объявил:
– Совет держать надо! – Он исподлобья посмотрел на бойца. – Офицера похоронить… Васильев, поди скажи хлопцам…
Прокопенко кивком показал притихшему Васильеву, чтобы тот шел исполнять. Но вместо этого парень подался вперед, нагнулся и растерянно прошептал на ухо начальника:
– С тетрадью-то что делать, товарищ ком…?
– Засунь себе в… – вдруг рявкнул комвзвод. – Выполнять, что приказали!
Васильев, выпучив глаза и покрываясь пятнами, испуганно метнулся назад, повернулся и, спотыкаясь обо что-то под насмешливыми взглядами командиров, стремглав бросился к стоявшему у опушки отряду.
– Ничего парень, – заулыбался вслед Пыреев. Он проводил его глазами до мнущихся у коней чекистов и вдруг удивленно протянул руку в их сторону:
– Григорий Михайлович, уж не тот ли конь был под тем… серый в яблоках?
Круглов перевел взгляд на коня.
– Он самый… Видел, что ли, где?
– Как же не видеть! Я сам его для Чалого выходил четыре года назад! – Он отбросил повода лошади, приложил ко рту ладонь и вдруг зычно позвал:
– Гордый, Гордый!
Стоявшие позади командиры увидели, как животное встрепенулось, подняло морду, шевеля ушами, и вдруг жалобно, беспокойно заржало. Державший повод и ничего не понимающий боец едва удержал его на месте.
– Будет тебе, Семеныч! – прикрикнул Прокопенко. – Не удержит, ведь… сорвется конь!
Пыреев повернул сияющее лицо:
– Видали! Он, Гордый!
Василий весело взглянул на командира, но улыбка слетела с его лица: на него смотрели холодные глаза Круглова:
– Ты что, Григорий Михайлович?
– Чаловский конь, говоришь? – процедил комэск.
– Чаловский, лучший… Черт возьми! Уж не самого ли ты Чалого свалил?
Калюжный и Прокопенко разом поглядели на командира. Пыреев ухватился за повод лошади, готовый уже скакать к реке, но Григорий остановил его:
– Нечего смотреть… не Чалый это. И не Мохов. Это вообще не из глуховских…
– Тогда кто же? Из офицеров кто? – Пыреев вопросительно посмотрел на Калюжного и Прокопенко, словно ища в них подтверждение своей догадке, но Петр лишь пожал плечами и показал глазами на зама:
– Павел Андреич о том же – офицер это! Только кто из офицеров – штабс-капитан или прапорщик – неведомо… По маузеру – Дункель, выходит. Эх, Григорий Михайлович, зря вы братца своего не взяли: он бы сейчас вмиг рассудил!
Но Круглов, казалось, не слышал. По нахмуренному лицу и собравшимся у переносицы складкам было видно, что в голове его вновь шла напряженная работа.
– Допустим, мы ухлопали одного из офицеров, – произнес он. – И, судя по всему, кого-то из золотого отряда – другого офицерья здесь нет вроде. Это, пожалуй, что и так, если… – он взглянул на Пыреева, – если лошадка – лучший конь Чалого. Вряд ли Чалый отдал бы лучшего коня кому-нибудь из своих прихвостней. Если, конечно, ее не сперли… Только по всему видно – убитый не из лесных бродяг… А, судя по маузеру, это все же Дункель, черт бы его побрал! Да и по стихам видать, матросы-папиросы. Так?
Все одобрительно закивали, еще не понимая, куда он клонит.
– А если это сам Дункель со своим прапорщиком был… – продолжил Круглов, – что из этого следует? А? Куда девались остальные пятеро?
– С проводником – шестеро пропало, – уточнил Прокопенко.
– И две дамы среди них… – добавил угрюмо Калюжный.
– И две дамы, – согласился Круглов, внимательно посмотрев на зама.