Золото Джавад-хана

На этом записи в дневнике военного лекаря, надворного советника и кавалера Михаила Николаевича Павлова обрываются. 4 июня 1855 года во время третьей бомбардировки Севастополя он был убит осколками снаряда, выпущенного с английской батареи — прямо на передовом перевязочном пункте, при исполнении своих обязанностей. Тетрадь с его воспоминаниями была отправлена, согласно завещанию, в Санкт-Петербург, на адрес некой баронессы госпожи фон Визен (урожденной Атабековой).

Никита Филатов

Преферанс у господина литератора

Глава 1

12 февраля 1880 г

Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы, а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит им одним.

М.Е. Салтыков (Щедрин)

Был четверг, приблизительно шесть часов пополудни.

Снегопад, слава Богу, закончился, долгий северный ветер утих — и от этого прекратилась метель, которая вот уже несколько дней с равнодушною силой катала сугробы по улицам и проспектам.

По обыкновению, небо над городом было затянуто плотными тучами, так что о существовании где-то там, в вышине, ярких звезд и луны оставалось, пожалуй, лишь догадываться.

Без холодного ветра февральский морозец переносился легко. Пахло свежими булками, шоколадом из ближней кондитерской и, конечно же — дымом от множества разного рода печей, которые непременно и повсеместно топились прислугой.

Впрочем, газовые фонари на столбах и высокие окна доходных домов по обеим сторонам Литейного проспекта давали достаточно света, чтобы разглядеть немногочисленных прохожих и редкие зимние экипажи. Издалека, при искусственном освещении и на фоне почти белоснежных сугробов, они поразительно напоминали подвижные силуэты из черной бумаги, которые в прошлые времена, еще до появления фотографических изображений было принято вырезать для развлечения дамам и детям.

Однако с близкого расстояния детали этих живых очертаний оказывались видны все отчетливее.

Вот откуда-то появилась неторопливая толстая баба в платке и с ребенком, но почти сразу свернула во двор перед Мариинской больницей. Ей навстречу прошли два чиновника в зимних добротных шинелях, один — с кокардой Придворного ведомства на фуражке, другой, постарше — с предусмотрительно надетыми наушниками из сукна.

Вот, пожалуй, и все…

Вообще же, Литейный проспект в своей части, которая располагалась поблизости от пересечения с Невским проспектом, считался не только не интересным, но даже, пожалуй что, скучным. Ничего романтического не было в многоэтажных домах, расположившихся вдоль него один напротив другого — да к тому же дома эти постоянно достраивались и переделывались, так что свисавшие из-под крыши веревки или строительные конструкции вовсе не прибавляли им привлекательности.

В то же время на Невском проспекте, до которого было рукой подать, передвижение публики и разнородного транспорта наблюдалось значительно более оживленное. Великолепные кареты (как правило, иностранного производства), запряженные парами, тройками или даже четверками лошадей, недорогие кибитки, возки на полозьях, извозчики, сани и даже крестьянские дровни почти непрерывно сновали по направлению к Знаменской площади и обратно. Кроме этого, каждые восемь или десять минут через перекресток проскакивал очередной вагончик Санкт-Петербургской конно-железной дороги, или же «конки», как ее запросто именовали обыватели.

Разумеется, и Литейный проспект на участке между Мариинской больницей и Невским никогда почти не бывал совершенно безлюдным. Например, обязательной частью городского пейзажа стала с некоторых пор фигура дворника. И непременно такого, чтобы с окладистой бородой, в теплом зимнем картузе, в переднике, повязанном поверх овчинного тулупа — и чтобы руки были запрятаны в рукавицы, а ноги обуты в валенки…

Вот как раз такой старший дворник стоял сейчас возле двери доходного дома вдовы господина Красовского[13], наблюдая за тем, как двое молодых помощников разгребают лопатами выпавший снег. На груди его красовались начищенная бляха с номером и специальный свисток, а лицо и фигура отчетливо выражали глубокое осознание собственной значимости и ответственного отношения к делу.