Тем не менее, помимо книгопродавцев, имевших постоянное место торговли, существовало и множество тех, кто по разным причинам был вынужден зарабатывать на кусок хлеба собственными ногами — например, так называемые «ходебщики», разносившие мешки с литературой по квартирам и предлагавшие свой товар за самую скромную цену. Или «золоторотцы» — как правило, это были спившиеся до нищеты люди, которые норовили украсть или выпросить где-нибудь старую, рваную книжку, чтобы затем перепродать ее в кабаке совсем уже за гроши или за рюмку водки.
А вот с переносного лотка или короба книги в Санкт-Петербурге продавали нечасто, да и то, большей частью, поблизости от гимназий, полковых офицерских казарм или учебных заведений. Гонять оттуда продавцов никто особо не старался. Вот и городовой не стал усердствовать — тем более что, судя по всему, день для уличного книгоноши и так выдался неудачный.
«Хорошо, если на пятачок наторговал, — подумал Рябоконь. — Ему бы отойти в другую сторону, к Екатерининскому институту…»
Рябоконь вспомнил, как в их родную деревню когда-то заглядывали офени — бродячие книгоноши, которые так же вот продавали портреты фельдмаршалов и генералов, ярко раскрашенные лубки, ленты, всяческую галантерею и прочее. Потом едва заметно покачал лохматою папахой, будто бы отгоняя воспоминания детства, которые способны были помешать исправному несению службы, по-строевому повернулся через левое плечо — и принялся смотреть в другую сторону…
Хотя незадачливый книгопродавец, кажется, и сам уже удостоверился в полной коммерческой несостоятельности своего занятия. На него самого и на его товар давно уже никто не обращал внимания: ни обитатели здешних доходных домов, ни проходящая мимо публика, ни даже, вон, господин городовой на перекрестке. Разве что время от времени фыркала и косила на уличного торговца большой подслеповатый глаз вечно голодная старая лошадь.
Лошадь была запряжена в пролетку грязно-желтого цвета. Сам извозчик, привычно дремавший на облучке в ожидании седоков, являл собой распространенный тип петербургского «ваньки» — именно такие, как он, крестьяне, приехавшие на заработки в столицу, и составляли основную часть городского транспорта, так что в отдельные зимние месяцы их насчитывалось на улицах до семи тысяч.
В отличие от ломовых, которые занимались доставкой грузов, легковые извозчики перевозили по городу публику. В свою очередь, они подразделялись на «биржевых», то есть ожидавших седоков в специально предназначенном для этого месте, и на простых «ванек» без места, которые в большинстве своем работали не самостоятельно, а «на хозяина». Но в любом случае, каждый из них был обязан сдать экзамен на знание города, правил уличного движения и на управление лошадьми. Экзамен принимали полицейские чины и представители Городской думы, после чего выписывался специальный «билет», то есть разрешение на извоз, а также ярлык с номером экипажа, указанием части и околотка, к которым извозчик был приписан. Ярлык нашивался на армяк сзади, прямо под воротом — так, чтобы седоки могли видеть его и знали, на кого жаловаться, если что-то им приходилось не по нраву. Кроме этого, отличали извозчика желтый кушак и меховая шапка с желтым верхом.
Прокатиться на «ваньке» считалось вполне по карману и не зазорно почти любому жителю Санкт-Петербурга, вне зависимости от чина или звания — например, от Адмиралтейства до Александро-Невской лавры можно было добраться всего за шесть копеек. Хотя при этом очень многие извозчики недостаточно хорошо знали город и зачастую просили своих седоков показать им дорогу до нужного адреса…
Зато иногда «ванькам» перепадала совсем уж негаданная удача. Например, по трактирам и чайным рассказывали, будто сам Александр I, любивший прогуливаться пешком по набережным, был однажды застигнут непогодой, вскочил на первые попавшиеся дрожки и велел везти его в Зимний дворец. «Ванька», понятное дело, Государя не опознал и решил, что это какой-нибудь офицер из дворцового караула. У императора, естественно, не было при себе мелочи, и, доехав до места, он попросил извозчика подождать, когда ему вынесут деньги. Мужичок решил, что офицер хочет скрыться, не расплатившись, и потребовал в залог шинель. Когда через несколько минут ливрейный лакей вынес из дворца рубль серебром — что составляло примерно месячный доход «ваньки», но было дешевле шинели — извозчик отказался отдавать дорогую вещь кому попало. И только после того, как к нему вышел с тем же рублём сам Илья Байков, придворный царский кучер, которого знали в лицо все столичные жители, «ванька» понял, кого ему довелось подвезти…