Золото Джавад-хана

Ну, казалось бы, что же особо почетного в том, чтобы присматривать за опорожнением отхожих мест и своевременной уборкой лошадиного навоза с улиц города? Однако вскоре после покушения на Государя императора, еще в 1866 году все домовые дворники, по сути, превратились во вспомогательных служащих министерства внутренних дел. Были утверждены «Правила о заявлении полиции о прибывающих в дома С. Петербургской столицы и выбывающих из оных», согласно которым дворникам вменено было в обязанность безотлагательно сообщать в так называемую «адресную экспедицию» о новых жильцах или постояльцах. Причем, в случае нарушения этих правил, за каждого из «открытых незарегистрированных» лиц домовладельцу или управляющему грозил очень внушительный штраф — до пяти рублей в сутки. Дворникам полагалось немедленно извещать полицию не только обо всех чрезвычайных происшествиях, но и о «подозрительных в домах сходбищах» разного рода. А также наблюдать за тем, чтобы «в домах и в иных помещениях злоумышленники не могли заводить тайные типографии, держать взрывчатые вещества, оружия и склады противоправительственных изданий, а также устраивать приспособления для совершения преступлений с политическою целью».

Более того, после очередного покушения на Государя Императора, весной 1879 года в столице Российской империи, а также в некоторых других губерниях было введено военное положение. И в обязанность дворникам вменили «наблюдать, чтобы не было нигде наклеиваемо объявлений, афиш и т. п. без предъявления надлежащего на то разрешения; наблюдать, чтобы по мостовым, бульварам и тротуарам не было разбрасываемо как объявлений, афиш или подметных писем, так и предметов, могущих причинить вред». Для домовых дворников ввели сменное круглосуточное дежурство, выдали им свистки на цепочке и металлические нагрудные бляхи — после чего предоставили право тащить в околоток любых подозрительных, не исключая даже трубочистов, водопроводчиков или полотеров… Каждый дворник обязан был выучить назубок, кем, какие, когда подаются сигналы. Например, дважды коротко полагалось свистеть, чтобы вызвать подмогу. А вот если пришлось бы преследовать вора или какого-нибудь, прости Господи, нигилиста — дворник должен свистеть непрерывно, пока не услышат…

Без сомнения, поданный в этом квартале тревожный сигнал, прежде всех бы донесся до городового, постоянно дежурившего на пересечении двух проспектов — между новой гостиницей, которая принадлежала теперь купцу 1-й гильдии Ушакову, и знаменитым рестораном «Палкинъ»[14]

. Городовой этот по фамилии Рябоконь записался по вольному найму в полицию из отставных пехотных унтер-офицеров. И похож он был на дворника из доходного дома Скребницкой, если не как родной брат, то, по меньшей мере, как близкий родственник — такой же бородатый, солидный и преисполненный чувства собственного достоинства. Разве что вместо лопаты или метлы имелись при нем тяжеленная шашка-»селедка» и армейский револьвер системы «Смит энд Вессон».

…До конца дежурства оставалось еще предостаточно времени. Городовой Рябоконь поправил форменный башлык и в очередной раз посмотрел на уличного книготорговца — очень плохо и бедно одетого парня лет двадцати, который уныло прохаживался неподалеку со своим лотком в надежде на случайных покупателей.

Вообще-то, лоточника следовало прогнать, дать ему по шее пару раз. Или доставить в участок для составления протокола. В столице строго оговаривалась запрещенная для торговли вразнос территория, которая включала в себя почти весь центр Санкт-Петербурга — причем всем, без исключения, продавцам было категорически запрещено назойливо приставать к проходящим и, напротив, вменялось в обязанность платить сбор в городскую казну.

Разумеется, сосредоточием всякого рода торговли, включая торговлю печатной продукцией, в Санкт-Петербурге считался, конечно же, Невский проспект — если даже не принимать во внимание множество дорогих магазинов. Например, место возле Городской думы облюбовали лоточники средней руки, у которых можно было приобрести книги самой различной направленности — и не только православные календари, жития святых или подобную духовную литературу, но также недорогие, так называемые «народные» или «копеечные» издания, порой более чем сомнительного содержания. Из-под полы продавались тут даже «французские», то есть порнографические, романы, и запрещенная политическая литература. Говорят, что существовало даже некое негласное разделение территории вокруг Невского проспекта — одно время иностранную книгу можно было встретить исключительно у лоточников к северу от Мойки, а русскую — на противоположной стороне реки. Большой выбор разнообразной литературы на любой кошелек или вкус был представлен, например, в Апраксином дворе, где находились для этого специально оборудованные книжные лавки.