Золото ночного Будапешта

— Нет. Мы можем достать фотографию Кузьмы, даже попробовать его привести сюда, а вот что касается остальных…

— Нет, меня, прежде всего, интересует фотография женщины, которая наложила проклятие. Проклятие надо нейтрализовать и отправить назад хозяйке.

— Она умерла, — напомнила я.

— Тогда надо успокоить ее дух, чтобы он прекратил искать исполнителей своей воли.

— Баба Маня фотографию мы вам вряд ли сможем достать, но мы можем свозить вас на могилу. Это недалеко, честное слово, — заверила старушку Алина. — Наверняка на памятнике есть фотография.

— Будет могила, мне и фотография не нужна, — уверенно ответила баба Маня и предупредила: — У меня с двенадцати прием. Успеем?

— Успеем, — Алина вскочила с места и заторопилась к выходу, увлекая меня и Степу за собой.

Баба Маня вышла из дома с внушительным саквояжем в руках. Алина перехватила из ее рук саквояж и чуть не уронила его на землю.

— Тяжелый, — отметила она.

— Здесь у меня все, что нужно для обряда: священные книги, кадило, свечи. Без всего этого проклятие не снять.

Усадив бабу Маню на заднее сидение, рядом со Степой, Алина завела свой автомобиль и мы поехали. Всю дорогу и баба Маня, и мы хранили торжественное молчание. Впрочем, где-то с середины пути баба Маня задремала, уронив голову Степе на плечо.

Остановив «Опель» перед кладбищенскими воротами, Алина повернула голову назад и тихо зашептала:

— Баба Маня, приехали.

Старушка встрепенулась, обвела нас сонным взглядом и как ни в чем не бывало соврала:

— Извините, задумалась. Ну, где ваша могилка? — спросила она, покидая салон автомобиля.

— Сейчас, сейчас сориентируемся, — ответила Алина, оглядываясь по сторонам. Заметив женщину в рабочем халате, она подбежала к ней, чтобы спросить. Вернулась через минуту с довольным выражением лица. Очевидно, памятник Лиле стал своего рода достопримечательностью Петровского кладбища. — Идемте, — позвала Алина. — Здесь недалеко, сначала прямо, а потом первый поворот налево.

Белого ангела мы увидели сразу, как только свернули с центральной аллеи. Он сидел на высоком постаменте, сложив крылья и скорбно склонив голову. Взгляд его был устремлен вниз, на мраморную плиту, на которой была высечена надпись: «Скорбим и помним», а ниже «Лилия Вадимовна Иванова» и две даты: рождения и смерти.

Мы остановились перед оградкой и, как завороженные, уставились на ангела, не в силах оторвать от него глаз. Первая пришла в себя баба Маня.

— Такая молодая, шестнадцать лет, — зацокала языком она.

В одной оградке, рядом с Лилиной могилой мы увидели еще два холма, накрытых скромными металлическими надгробиями.

Алина хотела войти за оградку, чтобы прочитать наполовину стертые временем имена, но баба Маня ее остановила:

— Не торопись, надо войти с миром, чтобы не спугнуть дух.

Далее она взяла у Алины саквояж, достала из него с десяток церковных свечей, связанных вместе толстой ниткой, маленькое медное кадило и две иконы — Божьей Матери и Иисуса Христа. Одну икону она сунула мне в руки, другую Степе. Алине она велела зажечь кадило.

Когда повеяло ароматным дымком, баба Маня зашла за оградку и, размахивая кадилом, пошла к могилам. С иконами и зажженными свечами мы вошли следом. Встав лицом к могилам, стали читать надписи на памятниках. Как и следовало ожидать, рядом с дочерью лежала мать. С фотографии на нас смотрела женщина. Строгий взгляд, ни тени улыбки на узких губах — так фотографируются только на паспорт.

— Анастасия Павловна Иванова… — читая с памятника, Алина запнулась. — У нее была двойная фамилия. Краска с фамилии облупилась. В…кова. Поди знай, какая у нее была полная фамилия.

— А рядом кто? — я перевела взгляд на соседний памятник. В овале керамической фотографии красовался простенький мужичок с мутным взглядом. По всему было заметно, что товарищ любил выпить. — Митрофан Васильевич … — когда я дошла до фамилии, у меня перехватило дыхание. — Девочки, Востриков, — выдохнула я, ладонью стирая холодный пот, выступивший на лбу. — Митрофан Востриков. А отчество у нашей Востриковой было как раз Митрофановна. Совпадение? Что-то мне подсказывает, что нет.

— Вы мешаете мне проводить обряд! — одернула меня баба Маня.

Но до обряда ли нам было?

— Надо было сразу на кладбище ехать! — зашептала Алина, интенсивно дыша на зажженные свечи. — Столько времени потеряли!

— Кто же знал?

— Я тебе говорила, да ты мне не верила! — упрекнула меня Алина.

— Что ты говорила? Что Лилина мать встает из могилы? Это я говорила, что всему мистическому можно найти объяснение.

— Если вы не прекратите ругаться, — прервала наш спор баба Маня. — Плюну на все и не стану проводить обряд. Кстати, деньги я назад не возвращаю.

К слову, Алина заплатила бабе Мане вперед — и за гадание, и за снятие проклятия.

— Мы больше не будем, — поторопилась повиниться Алина. — Проводите обряд.

Я хотела добавить: «только побыстрее», но поостереглась вконец разозлить бабу Маню.