Золотой исток

— Это здорово, Ваня! А идти далеко?

— Папка говорит — семьдесят верст. Река такая, Сорочий Ручей называется. Если там найдем золото, значит, французская карта верная. В другие места можно и не ходить.

— Обутки надо хорошие. По тайге босиком не побежишь. Да и не отпустят нас. Зря вы…

Ребята замолчали. Кузьма сказал то, чего каждый боялся.

С веслами на плече с горы спускался старик.

— Вон Клима идет, — сказал Дима.

— Переметы он поехал ставить.

Дед Клима оттолкнулся от берега, сел за весла, и лодка побежала к острову, оставляя за собой ребристую дорожку.

— А я про Климу стих сочинил, — сказал Сенька.

— Расскажи.

Сенька встал, сидя он рассказывать не умел.

— Слушайте…

Над Камой — дом, Живет в нем Клима.Ругается с утра до вечера,Больше делать ему нечего.Раньше торговал онСбруей да санями,А нынче — полосатыми окунями…

Дима всегда первый хвалил Сенькины стихи, а сегодня молчал, глядел на Кузьму и думал о другом.

— Дело серьезное, ребята, — сказал Кузьма. — Полезное людям всем… На такое дело можно и без спросу идти.

У ног их плескалась чистая вода, облизывая песок и шурша галькой.

Кама бежала на юг, бежала днем и ночью, не уставая.

ЛЕШИЙ

Ребята казались совсем маленькими, как муравьи в траве, в этом старом большом лесу.

Они шли по узкой, еле заметной тропке. Она моталась из стороны в сторону и поминутно терялась. Слева глухо шумела речка.

Первым шел Ваня, его не было видно, только мелькал в густом еловом подлеске белый холщовый мешок. За ним шли Сенька и Дима, у одного в руках был медный чайник, у другого — берестяной туес. Позади всех шагал Кузьма, нес солдатский мешок с сухарями и ружье берданку.

Первый день ребята шли по дороге, неровной и местами заросшей осинником. Но это была все-таки дорога, по ней в прошлом году мужики даже бревна возили на строительство… По дороге было идти легко, но ребята хмурились — каждый о доме своем думал… Дня на два они и раньше уходили без спросу, а сейчас, может, неделя пройдет, а может, и больше. Кто знает? Хорошо, что Ваня записку оставил отцу. Меньше реву будет у матерей: прочтут записку и узнают, что на серьезное дело ушли. Не зря…

Вчера их думы одолевали, а сегодня комары. Лес был густой, путаный… С таким воевать надо, так просто по нему не пройдешь без дороги. А дорога еще вчера кончилась, как растаяла к вечеру.

Вчера они дальше не пошли, легли спать, надеясь утром найти ее… Первая ночь прошла незаметно. Ребята даже не развели костер и не поужинали, наломали пихтовых лап, повалились на них и сразу заснули как убитые.

Утром они долго искали дорогу, ходили по кустам, ложились на землю и заглядывали под босоногий вереск, ворошили почерневшие кучи валежника, пугая юрких крапивников, но найти дорогу не могли. И французская карта оказалась плохим помощником в густом лесу. Ребята долго рассматривали ее и поняли только одно — идти надо на восток, чтобы слева была речка, а справа был юг. Они знали, что к югу тянутся травы и хвойные лапы деревьев, даже мелкие белые цветы не растут у пней и кочек с северной стороны.

Ребята пошли на восток по сумрачному незнакомому лесу. На пути их поднимались завалы, выставив навстречу им гладкие острые сучья. Ребята с трудом перебирались через них, оставляя на сучьях клочки рубах.

Они шли дальше.

Пробирались сквозь дикие волчьи кусты, царапая до крови руки и лица. Отбивались от колючих, и тяжелых лап елок, топтали и давили упрямый вереск… Не было ни края ни конца хмурому незнакомому лесу.

Только под вечер ребята случайно наткнулись на старую охотничью тропу и, боясь потерять ее в наступающих сумерках, прямо на тропе развели костер.

Кузьма принес сухой пень, свалил его на огонь и сказал:

— Давайте ужинать.

Они съели по горсти сухарей и двух жареных окуней.

— Сухомятина, — ворчал Сенька, ложась спиной к костру.

— А я люблю сухари с молоком, — сказал Дима. — Только коровы у нас нет.

Все уже легли спать, а Кузьма все сидел у костра, ворошил палкой огонь.

— Ты чего не ложишься? — спросил его Ваня.

— Заблудимся мы…

Ваня и сам думал об этом… Речки слева не слышно, озера нет, а лес все глуше… Но если с Кузьмой согласиться, значит, домой надо возвращаться, значит, никогда о них люди доброго слова не скажут, а ребята еще трусами назовут.

— Разведчики по гладким дорогам не ходят. Всегда так, — ответил он Кузьме.

— И я так думаю, — поддержал его Дима. — Начатое дело бросать нельзя, а то никогда ничего и не сделаешь. Правильно, думаю?

— Правильно, — ответил ему Кузьма. — Только не ты, а твой дядя Гриша.

— Он красный партизан…

Сенька вздохнул:

— Лес уж больно неуютный… И у костра тоже, одному боку жарко, другому холодно.

— Сидел бы дома.

— Дома еще хуже. Дома мамка ругается.

Ребята посмеялись и легли спать.

Костер негромко попискивал. Желтые колпачки огня плясали на черном смолистом пне.

Наплывала таежная тишина. Ночью в лесу тишина густая…