Золотые долины

«Проведенная мною исследовательская работа показала, что, несмотря на то что, наш Кобальтогорск когда-то процветал, на сегодняшний день существуют несколько проблем в его развитии — восстановление комбината, нехватка врачей узкой специализации, нехватка учителей. Без помощи государства наш поселок не сможет решить эти проблемы. Они ведь проблемы не только Кобальтогорска, но и всей страны. А историю поселка нам обязательно надо знать и помнить, для того чтобы не исчезло бесследно прошлое, чтобы наше подрастающее поколение знало свою культуру, традиции, обычаи, свое прошлое. Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не любит своей истории. И буду надеяться на светлое и прогрессивное будущее моей малой Родины — Кобальтогорска».

Илья вышел во двор, забрался на верх прислоненной к чердачной дверце лестницы и долго смотрел на бетонный прямоугольник на склоне горы — то, что осталось от их комбината. Он знал его только таким. В виде руин.

7

Товаров становилось все больше, и вот родители взяли с собой Настю. Не для того даже, чтоб обязательно стояла на рынке, а просто побыла в городе.

— Одичала девчонка что-то, — сказал папа, когда ее не было рядом. — Ни за ограду, никуда.

«Ну а куда тут», — чуть не вырвалось у Ильи; вовремя прикусил язык. Кивнул сочувствующе.

Но, может, и еще была причина, почему повезли Настю — мама раза два спрашивала Илью, как Валя. Илья буркал — «так». Вот решили оставить дом в его распоряжении.

Он догадался об этом только когда закрыл ворота за Филкой. Постоял, держась за щеколду. Вспыхнуло желание сейчас же пойти за Валей, привести сюда. Сначала остановило то, что слишком рано — восьми нет, — потом же вернулось сомнение: надо ли, не совершит ли он ошибки.

И весь день, то слоняясь по двору, то играя с собакой, то пытаясь расколоть комлистые или сучковатые березовые поленья, то скашивая крапиву вдоль забора, он боролся с желанием. Желал пойти и боролся. Представлял, как это будет. Он, конечно, заглядывал на порно-сайты, испытывая любопытство и отвращение, и там часто было страстно, девушки сами срывали с мужчин майки, нападали, бились и стонали. С Валей наверняка не так. Даст раздеть себя, позволит делать все, что ему хочется. Потому что верит ему. Но сама не поможет. Ни сегодня, ни через год. Никогда... Как говорят парни про некоторых: «Бревно». Может, она не такая, но сейчас ему хотелось себя в этом уверить. Защититься этим.

Родители и Настя вернулись довольные — заработали почти пять тысяч.

— Ну, куда с добром, — повторяла мама, — куда с добром.

— А ты чего такой кислый? — заметил папа.

Илья ощутил, что лицо его обмякшее и насупленное. Улыбнулся, подтянулся:

— Да нет, нормально. Устал немного.

Мама понимающе-одобрительно кивнула.

— Забор обкосил, — добавил Илья, — у малины сухие будылья срезал. Там уже ягодки наливаются.

— У! Значит, и таежная вот-вот пойдет.

— Завтра-то куда едем?

— Жимолость брать. Видел же, сколько ее. Такой момент упускать нельзя.

Да, жимолости было много — все кусты синие. И это Илью, конечно, радовало, и в то же время хотелось, чтоб было меньше. Когда часами стоишь на одном месте и берешь, берешь — крыша начинает ехать. Не в психическом даже смысле, а в самом прямом. Теряешь равновесие, словно подлетаешь и опускаешься, но опускаешься не на твердую почву или камень, а как в подушку, в гамак какой-то. И хватаешься за ветки, чтоб не упасть.

Подростком можно было часто отдыхать, переходить от куста к кусту, оправдываясь тем, что решил найти место поряснее, а теперь — нет. Теперь стой и сдергивай сизовато-голубые ягоды. Ведь собираешь ты для себя — для своей учебы. Не ты помогаешь родителям, а они тебе.

Дни сливались в один. Конечно, было разнообразие, много разных дел, но график жесткий: вчера сбор ягоды, черемши, грибов, сегодня поездка на рынок, завтра — сбор, послезавтра — поездка. Между этими делами полив огорода, прополка, еда.

Пару раз Илья был с папой у бабы Оли. Она встретила их без радости, почти неприветливо. Наблюдала, как они заносят пластиковые пятилитровые бутыли с водой. Ни отопление, ни водопровод с канализацией в их четырехэтажке так и не восстановили. На все жалобы приходили ответы, что пока нет средств, и следом — предложения переселяться в пустующие ведомственные коттеджи. Некоторые переселились, но баба Оля упорно держалось за некогда благоустроенную квартиру. Посуду мыла в тазике, нужду справляла в ведро с крышкой и выносила в вырытую во дворе выгребную яму. Но в квартире стоял запах сортира.

— Ты все учишься? — спросила у Ильи подозрительно и строго.

— Конечно!

Каждые полгода перед его отъездом она давала ему пятнадцать-двадцать тысяч. Стоило надеяться, даст и теперь. Поэтому Илья ответил так молодцевато.

— Давай, — кивнула баба Оля. — Учись.

— Мам, может, придешь, — сказал папа просящим голосом. — В бане хоть помоешься?

— Зачем мне баня? У меня ванна есть.

— Но ведь.

Она перебила:

— Все хорошо. Нагреваю, наливаю и моюсь.

— А потом? Спускать ведь запрещено.

— Вычерпываю и выношу.