Золотые долины

Илья помог устроиться Вале — соседка, торгующая фруктами, не возражала, — потом нашел место для себя. На краю прилавка, в углу. Место вроде невыгодное, но по опыту он знал, что в такие углы часто заглядывают. Бродят- бродят, все им не глянется, все не такое, и вот видят паренька, явно не перекупщика, не живущего базарной торговлей. Набрал ягоды, нарвал выращенной морковки, гороха, прихватил связанную дедом кисть, и пришел. У такого купить как-то честнее, чем у этих.

Стоял, вертел в руках дешевый смартфон «Вертекс», но внешне солидный, статусный, то открывая игры, то закрывая, то заходя в интернет, то отключая. Старался не терять из виду Валю. Почему-то все росла уверенность в ее неприспособленности, беззащитности. Казалось, любой обманет, обидит, а она даже не возмутится, да и не поймет просто-напросто. Будет так же стоять и серьезно смотреть на обидчика.

Наверняка Валя была не такой. Она многое знала, умела, могла за себя постоять. Да, простая, но не разиня ведь, не дурочка. И все же Илья настойчиво убеждал себя: она беззащитная, несамостоятельная. Когда-то убеждал себя в этом потому, что хотел быть для нее защитой, всю жизнь ее охранять, помогать. А теперь. Теперь, кажется, для того, чтобы однажды себе сказать: с такой женщиной не стоит связывать жизнь, она утопит.

Заботился, опекал и тяготился этим, и твердил себе, что это его долг. Так же, из чувства долга, стиснув зубы, заботятся о безнадежно больных родственниках. Надо, обязан.

Приезжая домой на каникулы, Илья вспоминал об этом долге и не хотел думать, боялся представить, как она прожила без его заботы пять месяцев. А ведь как-то прожила. Нормально прожила — никто не обидел, не обманул, не съел.

10

Расторговались небыстро, но все-таки не привезли обратно почти ничего. Вернулись уже в сумерках; Илья пошел проводить Валю — из-за упорной скромности она опять не разрешила подвезти себя к дому.

— Не надо, дядь Саш, пожалуйста. Я сама. Не надо, а то больше не попрошусь.

Илье показалось, что она хочет остаться с ним наедине, поэтому поддержал:

— Мы пройдемся.

Валя резко, как-то вздрогнув, глянула на него. То ли непривычное словцо «пройдемся» удивило, то ли другое заставило вздрогнуть.

Почти насильно Илья забрал у нее ведро с платочком на дне. Пошли.

— Вчера с двумя полными отпустил, — усмехнулся, — а сегодня. Извини. Как-то, — осекся, решая, стоит или не стоит признаваться, — как-то хреново на душе все эти дни.

Сказал и замолк. И Валя не отозвалась, как бы сделали девяносто девять из ста девушек вопросом «почему?» Молча шла рядом, отклоняла голову от нависающей над переулком крапивы. Ждала, видимо, что он скажет дальше. И Илья искал дальнейшие слова, и все они были не теми, какими-то слишком простыми, неточными, заболтанными. Их наверняка говорили тоже девяносто девять из ста, и ему не хотелось становиться сотым. Ведь это его жизнь, и слова должны быть только его, а не общие.

Но новые слова не приходили в голову, не придумывались, язык ворочался во рту тяжелой, широкой лопатой. А надо было говорить, раз уж начал.

— Ты вот учиться дальше не хочешь. И уезжать. Получается, здесь навсегда готова... И как мне? Бросать, вернуться... Я хочу теперь.

Он покосился на Валю, а она как-то странно на него. Может, испуганно, а может, с надеждой.

— Ты хочешь, чтоб бросил?

— Нет! — Она почти вскрикнула.

Значит, не надежда.

И Илья задал этот дурацкий вопрос, который только что ждал от нее:

— Почему?

— Да как же — два года проучился. Как бросить?

— Ну, бросают же.

Валя сдвинула брови, на лбу появились полоски морщин — тоже искала слова.

— Но. А. А родители?.. Это ведь убьет их просто. Столько сил. Не надо.

— Не надо, — повторил Илья; почувствовал, что стал злиться — не на Валю, скорее, а на то, что она сказала ему то же, о чем он сам все последнее время думал. — Но ведь это моя жизнь. И мне решать. Если я ошибся, и теперь вижу, то как.

— Ни в чем ты не ошибся. Все правильно.

— Хм! Что правильно?

Валя не ответила. И ему стало стыдно за этот вопрос. Какой-то немужской, что ли.

— Извини. Да, я понимаю — для них это ударом будет. Они изо всех сил. Ради меня. Но еще три года. Три года вот так по этим Золотым долинам. из последних сил. А потом. — Попытался вглядеться в ту тьму, что стояла за розовой картинкой, где ему вручают диплом, и отшатнулся — тьма была непроглядная. — Нет, про потом не надо. Хотя бы три года. Я там, ты здесь. Каждое лето такое — сил нет ни с кем встретиться, поговорить. С тобой вот. Я тебя не игнорю. Каждое утро собираюсь, а вечером с ног валюсь. Зимой — лес валить за гроши. Да не в этом, блин, дело. Не в этом.

«А в чем? — спросило внутри, не с ухмылкой, не с иронией, а кажется, с болью, желанием понять и после этого попытаться ответить. — В чем дело?»

Они уже почти пришли. Илья не хотел расставаться с Валей, вернее, хотел договорить. Остановился. И она остановилась.