Золотые долины

«Концерт в драмтеатре назначили. Большо-ой театр. На билеты нам с Лехой Бахаревым тика в тику хватило. Ни где ночевать потом, ни что есть, ни как обратно полтыщи кэмэ — даже думать не хотелось. Зал полный, но много пожилых, взрослых. Мало кто знал, что это за группа такая, думали, вроде Юрия Антонова — пришли вечер культурно провести. А тут на сцену выходит человек и говорит: „Пока ребята готовятся, я расскажу о нашем коллективе, о музыкальных новостях Ленинграда”. И, представляешь, достает сигарету и закуривает! Тогда с курением еще не так строго было, но все равно — чтобы взять и в театре закурить. Не в спектакле, а просто так. И тут кто-то из первых рядов: „Дайте и мне”. И через пять минут ползала дымит. Потом вышли музыканты и дали „Буги-вуги”. Я эту песню слышал уже — ее даже по телевизору крутили, и группа „Секрет” пела. Очень популярная была. Потом у музыкантов что-то сломалось, и Майк стал петь один, под гитару. Вот это были песни. Наждаком по сердцу. „Как хочется быть кем-то — миллионером, рок-звездой, святым, пророком, сумасшедшим или хотя бы самим собой... Самим собой? Это сложно.” Если бы не сломалось, наверняка бы не спел — продолжали бы быстрое гнать. А потом, когда наладили, Майк говорит: „Сейчас мы проведем эксперимент”. И под песню „Пригородный блюз” из пола прямо фонтаны огня. Ну, эта — пиротехника, файер-шоу. Я никогда на нормальных концертах не был и не видел нигде — видеосалон у нас позже открылся. И тут — такое. Просто фантастика какая- то. Минут сорок они отыграли, но так — без пауз почти, без этих разговоров между собой, со зрителями. Поток энергии сплошной. Да, получил я потом от мамы, да и отец, гм, не одобрил. Но не жалею, что съездил, не жалею. А потом в городе пластинку купил — „Белая полоса”. Песня там есть такая, „Отель под названием ‘Брак‘”. Очень страшная песня».

Илья быстро нашел в коробке эту пластинку. Подержал в руке. Проигрыватель в комнате стоял на видном месте — на этажерке. Но иголка давно была испорчена, новую же приобрести все оказывалось недосуг, да и где их сейчас продавали?..

Положив диск на стол, Илья вошел в интернет в телефоне, набрал название песни, нажал «Слушать». Спохватился, вставил наушники — не хватало всех перебудить.

Резкие, каждый как точка, аккорды, а следом — голос, усталый и брезгливый:

Здесь бегают дети и мешают спать.

Здесь некогда подумать, здесь нечего читать —

Зде-есь, в этом отеле под названием «Брак».

Он не слушал эту песню много лет, но оказалось, что помнит наизусть. Даже не стал дослушивать — она продолжала звучать внутри.

Но порой здесь все не так уж плохо — о, нет! —

Когда постираны рубашки и готов обед.

И так можно жить много-много лет... О, не-ет!

Да, страшная. Но почему папа о ней вспоминал каждый раз? Наверное, не давала покоя — очень страшная, потому что точная.

Проблемы бесспорны, но споры — беспроблемны.

Здесь всегда молчат, для разговоров нету темы...

Папин друг Леха Бахарев после школы уехал в Питер. Он отлично играл на гитаре, мечтал стать рок- музыкантом. И стал. Малоизвестным, этакой рабочей лошадкой, песчинкой. Рано умер. Но хоть отчасти воплотил свою мечту. Реализовал. Или был где-то неподалеку от этой реализации. А папа. Подчинился воле родителей и пошел в политех. Поступил в восемьдесят девятом, когда, говорят, еще было относительно нормально, а закончил, когда все развалилось, их комбинат, где ему предстояло работать, раскурочили. Стал вместе с родителями жить тем, что давала земля, их Золотые долины. В девяносто шестом женился, в девяносто девятом родился он, Илья, через пять лет Настя.

С мамой они никогда на его памяти не ругались, кажется, любили друг друга. Но это была такая любовь — тихая, без огня, какая-то. Любовь от безысходности, что ли.

Илья испугался этой мысли, стал отгонять, закрывать другими мыслями. А перед глазами возникла картинка из позапрошлого лета: папа сидит на пустом ведре рядом со входом на рынок — места за прилавками не нашлось, и он решил устроиться здесь, хотя в любой момент могли прийти менты или работники рынка и докопаться. Полил дождь, и Илья, возвращавшийся из магазина с крупой, сахаром в сумке, увидел папу под зонтиком. Вернее, зонтиком были укрыты товары — ягода, пучки, кисти, а на папу его уже не хватило. Волосы висели сосульками, вода текла по лицу, но папа словно не замечал ее — смотрел куда-то в одну точку. Бесконечно уныло так смотрел. Или невидяще, как слепой. Что он там видел?..

В середине августа навалилась самая страшная жара — без солнца. Мир превратился в теплицу, и деваться из этой теплицы было некуда.

Сбор ягоды — а подоспела лесная малина, пошла смородина, голубика — решили на несколько дней отложить. Нужно было нарвать ковыля для кистей, пока не пожелтел. Желтые кисти ценились меньше зеленых.