Но эти - сыны гор, орлы и настоящие воины - принялись их зачем-то пугать:
- Ну, ви, путаны, билад… Ви хоть сечете, как ви попали! Ми тэбэ и тэбэ, сучка, голову отрэжэм!
Джульетта посмотрела на них… Такого взгляда не может быть у семнадцатилетней девчонки. То был взгляд сорокалетней проститутки, прошедшей все круги Ада. Она посмотрела на них уставшим, сожалеющим взглядом.
- Да ладно, пацаны, замерзли мы… Водки налейте.
- Ты че, соска, русский язык не сечешь? Ми тэбя счас вшестером выебим!
- Да ладно, ребята, наебетесь еще - устанете…
Всё это, в подробностях и лицах, имитируя кавказский акцент, рассказала мне Изольда, на второй день нашего знакомства. Джульетта спала, свернувшись калачиком, и тихо посапывала, как хорошая девочка, положив кулачок под голову, устав от переизбытка напитков и впечатлений. Мы же с Изольдой, как бывалые бойцы, продолжали ристалища и треп.
- Ну и чем дело закончилось? - спросил я.
- А ничем. Перепились, суки… не наши пацаны. Базар затеяли. Шуму много, а драки нет. Всё на понтах, пальцы веером. Это же понтяры, а не мужики. И ты представляешь, утром нам удалось слинять…
Чего ж не представить…
В Джульетту я влюбился сразу.
Я вам так скажу: всех людей, окружающих меня, я оценивал только с одной позиции, - как они относятся к моему ремеслу. Будь он хоть семь пядей во лбу, интеллектуал, «душка» и проч. и проч., но если он посмеет как-нибудь не так высказаться о моих полотнах, или того хуже - не заметить, всё, мужик, пеняй на себя. Ты, как говорили орлы кавказские - попал! Я тебя сделаю! Вернее ничего делать не буду, поскольку ты бесперспективен, мелок, ничтожен. Ты конченный для общества человек. Доживай свою бесполезную жизнь во мраке неведения. О тебе не вспомнят потомки, и будущее поколение не придет с цветами на могилу твою…
Ну, а поскольку основная масса прямоходящих особей меня не замечала, то можете представить, какой приговор я вынес будущему человечества. Оно будет уволено за профнепригодность! А в следующей жизни пополнит армию упырей, вурдалаков и прочих духов изгнанья, от которых миру радостей не прибавится. Они будут долго бродить неприкаянными призраками, пугая новое поколение, подвывать и скоблиться страшными барабашками в ваши дома и успокоятся лишь тогда, когда, измотанные поиском, попадут в поле воздействия моих полотен. И тогда, пронзенные искрой понимания, обретут, наконец, желанный покой и вечную радость.
Так-то вот.
А экскурсоводом у них будет Джульетта. Она проведет эту слепо-глухо-немую толпу по всем кругам Ада.
И, уж поверьте, церемониться с ними не будет.
Вечер у нас начался своеобразно.
Джульетта сообщила мне, так, между прочим… типа: «сразу, дорогой, давай без скандала… хочу расставить все точки над «ё».
И всё таким тоном, будто она замотанная хозяйством жена, а я муж эгоист, к тому же мужлан неотесанный.
- Я сегодня не могу. У меня «эти дела».
- Не понял.
- Чего ж тут непонятного - «болеет» девушка.
И опять таким тоном, будто у нее голова болит, а я, подонок - домогаюсь.
- А зачем же ты на работу вышла?
- А что - дома сидеть? Одна?
Она с возмущением посмотрела на меня, будто я предложил ей нечто из ряда вон выходящее.
- Тоска зеленая… скажешь тоже!
- Ну, не знаю, гуляла бы сама по себе… на выставку сходила… В парке «Горького» на карусели каталась бы…
- Карусель?.. Во дает! мы тебе сейчас такую карусель устроим! Ирка, держи этого маньяка, я его сама изнасилую! В извращенной форме. Карусель!
Карусель, видно, ее больше всего раздосадовала.
Справка: Изольду звали Ира, Джульетту - Варя. Вообще-то я знал их настоящие имена, просто захотелось придать нашим отношениям шарму. Захотелось немного романтики. Тем более Варя на Джульетту чем-то смахивала: глаза горят, маленькая, наглая…
Больше ни романтики, ни шарму не хотелось…
- Ладно-ладно… черт с тобой!
Я, как всегда, сдался под натиском объективных причин и принял компромиссное решение.
- Ты, Ирка, раздеваешься целиком, а эта маленькая лгунья - по пояс.
- Чего это я лгунья?
- Уплочено за два тела, так? Скажи, так?
- Ну…
- А получил - полтора. Как говорится - всучили «куклу».
- Кто - кукла? Я - кукла?! Ну, ты и жлоб, художник!
Она не находила слов и задыхалась от негодования.
- Ну... гад! А души! Женские души, сволочь… Разве они уже ничего не стоят?!
- Я тебе, Варя, не Мефистофель - души скупать… к тому же такую бесстыжую, как твоя… деньгами, понимаешь, сорить…
- Ты тут давай не умничай, Мефистофель! К тебе женщины, между прочим, пришли. И они жаждут любви! А он тут торгуется, как последняя скряга. Подать сюда любовь на серебряном подносе… в яблоках!
Она сделала непередаваемый жест, подзывая несуществующего халдея.
- Господи, спаси, сохрани! Господи, Боже ж ты мой… как трахаться хочется, мама дорогая!
- Потерпишь.
- Слушай, у меня такое ощущение, - сказала Варя, - что «эти дела» как-то сами собой закончились…
- А может, их и не было вовсе?
- Скажешь тоже! Дурак такой… Каждый месяц - вынь и положь.
- Ой, только не надо ничего выкладывать…
Варя кинулась на меня со своими кулачками. Я хохотал и отбивался.