Зов Оз-моры

— Истопили, Путила Борисович, — ответил тот, поднося стрелецкому голове чарку хлебного вина.

Быков выпил залпом всю чашу и похлопал Фёдора по плечу:

— Хорошо, что истопили. Давай, Федька, буди молодых, если они ещё не проснулись. Потом бери берёзовый веник да Варькину срачицу. Веник понесёшь ты, сорочку отдашь свахе. Смотри не перепутай! Ещё мои стрельцы медовуху подвезут. И людям пить, и молодых омывать. Не забудь окатить ей Дениску с головы до ног, когда он из парной выйдет и к речке побежит. Варьку тоже.

Скоро стали подходить соседи, подъезжать стрельцы и их жёны. Всем было любопытно посмотреть, как молодые выйдут из очистительной бани.

Сваха взяла из рук Фёдора сорочку с пятнами запёкшейся крови и, размахивая ей как флагом, повела гостей к берегу Лесного Воронежа, где среди унылых плакучих ив стояла баня с крохотным волоковым оконцем.

Фёдор велел Варваре распустить веник и стянуть ветви заново, но уже не пеньковыми верёвками, а её поясом.

Под началом старого стрельца Николая Филимонова сына мужики вымыли полок и просушили парильню, крутя полотенца над головами, развесили на жерди пучки полыни, поплескали пива на раскалённые камни. Раскрасневшиеся, потные, умаявшиеся, они окунулись в реку и расположились под плакучей ивой возле бочки с медовухой. Молодые поскорее вбежали в предбанник.

— У вас тоже на свадьбу топят баню? — поинтересовался Денис.

— Топят, — кивнула Варвара.

Денис хотел взять жену за руку, чтобы ввести в парную, но увидел, что кулак её крепко сжат.

— Что у тебя там?

Она раскрыла ладонь и показала мужу медное кольцо.

— Это Ей.

— Кому? — удивился он.

Вместо ответа Варвара начала что-то шептать по-мокшански.

— Молишься какой-то чертовке? — буркнул Денис. — Ты же крещена.

— Не чертовке. Деве с волосы как серебро. Она ещё помогает нам, — ответила Варвара, надевая на голову мужа шапочку. — Паримся. Потом кладём кольцо у двери. В дар Ей.

Когда молодожёны вошли в парильню, их окутал сухой и жаркий, пахнущий хлебом пар. Варвара даже не догадывалась, что он может быть таким. Ведь в семье первого мужа она была почти рабыней и всегда парилась в числе последних, когда баня уже начинала остывать и была напитана запахом пота.

Денис опустил веник в шайку с водой — пусть распаривается к следующему заходу. Затем, бросив на горячий полок мягкий войлок, он пригласил Варвару сесть на него, а сам расположился рядом.

Скоро Варвара раскраснелась, у неё закружилась голова — и они выбежали на воздух, чтобы окунуться в холодную речную воду. Возле бани толпились гости. Они бросились к молодожёнам и стали плескать медовуху на их разгорячённые тела. Все любовались Варварой и не обращали внимания на ранку недалеко от локтя Дениса. Если кто и увидел порез, то не придал ему значение.

Возвратясь в баню, молодые вновь шмыгнули в парилку, а после тешились в предбаннике друг с другом.

— Ты не как Паксяй, — сказала потом Варвара, потягивая холодную медовуху. — Ублажить умеешь. Он же не мог, а в поле гнал.

— Как же ты его ненавидела! Даже не подошла к мёртвому мужу! — Денис не уставал поражаться её вчерашнему рассказу.

— Не был у нас любовь, — согласилась Варвара. — Один зло я видела. Тяжко мне работать в поле. Там солнце. Как ни кутаюсь, а он проникает. Находит щель и жжёт. Кожа моя не может темнеть. Делается красной, потом… ведьбайгет… — она жестом изобразила волдыри на руке.

— Обгораешь, белоснежка моя? — понял Денис. — С такой кожей не в деревне надо было родиться.

— Почему? Я содай.

— Кто это? — немного испугался он.

— Лечу людей. Мама научила. Травы знаю. Заклятья знаю: мормацямы пою, корхтафтомы шепчу. Тем жить могу. Молитвы знаю. Для всякого бога молитвы. Но Паксяй был дурак. И родня его был дурак. Мне в поле нельзя, а им плевать. Там ужас! Там солнце! Вся в тряпках. Вся в поту, а лицо красный. Все смеются: «Опять напилась!» От Паксяя ни доброго слова, ни улыбки!

— Почему ты не сказала стрельцам, что была замужем?

— Как же? Я назвалась им «Вяжя». Третьего сына жена.

— Откуда им знать ваши слова?

— Не разумела рузонь кяль, — призналась Варвара. — Совсем.

— А почему потом не говорила?

— Замуж вдов плохо берут. Девиц скорей.

— И венечная пошлина вдвое меньше, — согласился Денис. — То один алтын, а то два. Хорошо, что стрельцы не узнали, что такое «Вяжя». Не поняли, что это не имя…

— Это авалем. Имя женщины. Не девочки. Даёт семья мужа.

— Как же тебя по-настоящему звать?

— Толга. Это перо птички. Не зови меня «Варя». Зови Толга.

— Птичье пёрышко?! — прыснул Денис. — Совсем не похожа. Такая ядрёная, пышногрудая… К тому ж, Толга — языческое имя. Его нет в святцах. Чем тебе «Варя» не по душе?

Та в ответ скривила губы:

— Ну, ладно…

— Чего ты куксишься?

— Не зови меня «Варя». Варвара лучше…

Слегка запьянев, она села на колени к Денису, обняла его и грустно спросила:

— Бросаешь меня?

— С чего ты решила?

— Хочешь ехать. В другой город. Не берёшь? Не оставляй одну! Денясь, даже смерть лучше. Тона ши лучше!

— Я передумал, — ответил Денис, посмотрев на опечаленное личико жены. — Никуда не поеду.

— Из-за меня?

— Да.