Зов Оз-моры

— Вы, я погляжу, кисель делаете? — поинтересовалась Инжаня. — Хотите Кельме-атю задобрить?

— Перед твоим приходом начала готовить, — ответила Варвара. — Сегодня заквасила. Завтра варю, приправляю мёдом да на порог ставлю, а Денис в печку, — она строго посмотрела на мужа. — В самую глубь.

— И руками, без рогача! — добавила Инжаня. — Иначе Кельме-атя озлится.

— К чему мне в саже пачкаться? — недовольно спросил Денис. — Не верю я в вашего Мороза.

— Веришь не веришь, а влезть придётся. Ты же старше Толги, а в печку кисель всегда ставит старший в семье, — объяснила Инжаня. — Вся деревня завтра Кельме-атю будет угощать, ни одна семья не отлынет! Иначе стужа не ослабнет.

— Ну, и не ослабнет! — с вызовом усмехнулся Денис. — Тогда болота скорее промёрзнут. Руду раньше начнём добывать.

Варвара посмотрела на него с удивлением и раздражением.

— Хочешь, чтоб мороз побил озимую рожь?

— Вовсе нет! — ответил он. — Тоскую я по своему делу, кузня даже по ночам снится.

— Разве так можно, Денясь? — возмутилась Инжаня. — Права твоя жена. Рожь важнее и руды, и крицы. Пусть сначала больше снега выпадет. Тогда мороз не станет страшным озимым.

— Верно! — кивнула Варвара. — За схроном надо бы съездить, пока снег не повалит.

— Помню, вы говорили о схроне. Давно ты его сделала? — поинтересовалась Инжаня.

— В ночь перед Велень озкс. В норе варьдувы. Там две сабли, пищаль, ларец… Я сверху ветки и листья накидала. Хорошо заховала!

— Ценный схрон у Толги, — добавил Денис. — Сабли особенные. Таких нигде нет. Русский выков!

— Не слышала о таком, — хмыкнула Инжаня.

— Отец изобрёл. Хорошо сабелька рубит. Лучше польских!

— Что ж её за образец никто не взял? — язвительно спросила Инжаня. — Если сабля так хороша…

— Не бывает пророка в отечестве своём, — вздохнул Денис. — Привезём — посмотришь. Ежели разбираешься, оценишь. Может, я как раз такие и стану для вас ковать.

— Нору-то хоть найдёте? — спросила Инжаня. — Челнавский лес велик. Толганя, ты за пять недель место схрона не забыла?

— Найду! — уверенно ответила Варвара. — У меня глаз верный, да и память ни разу не подводила. Однако в ночь перед Велень озксом дождь был. Листья мокрые были, потом заледенели. Как камень стали. Пешнёй разбивать придётся.

— Разобью, силы хватит! — ответил ей Денис и перевёл взгляд на Инжаню. — Так даёшь сани с лошадью?

— Дам, — кивнула Инжаня. — И сани, и доброго жеребца. Токмо учти: в зимнем лесу зверь голодный. Волки могут напасть или кабаны. С лихими людьми, опять же, можно встретиться. Ты мужик крепкий. Может, и устоишь супротив двух ломцов. А если их будет трое? Пропадёте тогда и вы, и сани, и конь. Так что вдвоём вас не отпущу. С Тумаем поедете. Рогатины и пищали возьмёте. Ближе к Юрьеву дню[3] отправитесь, когда лёд на Жолняме окрепнет… А вот завтра покорми Кельме-атю, Толганя! Чтоб озимые не помёрзли.

Кисель Варвара сварила на следующее утро. Поставив миску с ним возле порога, прошептала заклинание:

Кельме-атя! Тят яка паксява.

Якак шуварга-нупоньге.

Аде ярхцама! Ярхцак, симок, анелятядязь.

Вага тонь ярхцамбяльця.

Вага тонь ксяльця.

(Кельме-атя, не ходи по полю.

Ходи по песку, по мху.

Айда кушать! Ешь, пей, мы тебя угощаем.

Вот тебе твоя еда.

Вот тебе твой кисель.)

Затем велела Денису поставить вглубь курной печи миску с киселём и пропеть ту же мормацяму. Он без ошибок повторил мелодию.

— Выходит, и ты, Денясь, петь умеешь. Чего ж не поёшь никогда? — спросила Варвара.

— Тебя смущаюсь. Куда ж мне до такой певуньи? — улыбнулся он.

-

[1]Небесное Коромысло — Пояс Ориона. Стожары — Плеяды.

[2]Собор Архистратига Михаила в 1636 году — 8 ноября по старому стилю (18 ноября по новому).

[3]Юрьев день в 1636 году — 26 ноября по старому стилю (6 декабря по новому).

Глава 28. За схроном

Напрасно Варвара угощала Кельме-атю овсяным киселём. Лишь через неделю ослабла стужа, и ледовую корку, покрывающую землю, припорошило снежком. Лучшей погоды для поездки за схроном было не придумать, и Инжаня попросила Офтая снарядить общинные сани.

Повозка прибыла к Денисовой избе на рассвете Юрьева дня. Вожжи держал Тумай. Позади него на сене лежали топоры, три пары широких лыж, пешня и два мощных копья длиннее человеческого роста. Их толстые древки посерели от времени и пошли трещинами. Широкие наконечники защищали кожаные чехлы. Денис из любопытства снял один из них и увидел начищенную до блеска сталь.

— Доброе перо! — сказал он, разрезав лезвием пучок соломинок. — Острое, как бритва. Таким и конника в кольчуге заколоть можно. Не то, что кабана.

— Покойный кузнец ковал, — по-русски ответил ему Тумай. — Токмо мало у нас таких рогатин. Одна, две и обчёлся. Ждём, когда вы с Валгаем станете делать хорошие перья.

— Вернёмся со схроном, и сразу же начну его учить, — пообещал Денис и запрыгнул на сани.