— Люди — потомки медведей? — изумился Денис.
— Его вайме, — ответила Варвара. — Такая же, как моя вайме, как твоя вайме…
Тумай внимательно слушал в их разговор. Стремясь утешить Варвару, он сказал:
По зимнему лесу разнеслись звуки высокого, нежного и мощного голоса. Когда они затихли, вновь раздались глухие удары ледового лома. Тумай и Денис по очереди работали пешнёй и, наконец, вытащили из барсучьей норы покрытые лёгкой ржавчиной сабли, пищаль, мешочек с полными серебром кошелями и деревянный ларчик с утиными лапками. Варвара жадно вцепилась в него, будто он был сделан не дерева и железа, а из золота и самоцветов.
— Твой подарок, Денясь! — прошептала она, гладя крышку сундучка, грязную и мокрую.
Затем мужчины привязали сабли к своим поясам, а рогатины и пищали к седлу — и потащили тушу медведя к саням. Варвара шла за ними, одной рукой неся ларец, а другой ведя под уздцы коня.
Возле священного дуба все трое погрузили мёртвого шатуна на сани, сами сели рядом с ним — и жеребец потащился в сторону Челновой. Тяжело ему было везти сани с тушей медведя и тремя взрослыми людьми.
— Волки на нас не нападут? — с опаской спросил Денис.
— Их Вирь-ава пасёт, — полушутя ответила Варвара. — Отвадит от нас.
Волки и вправду им не встретились. То ли Дева леса уберегла, то ли просто повезло.
Инжаня и Офтай ждали сани со схроном во дворе инь-ати, не отходя всё утро от его дома. Они волновались и за людей, и жеребца, и за имущество.
Оз-ава нисколько не удивилась, увидев труп шатуна.
Тумай и Денис взяли зверя за лапы и сбросили на снег.
Инжаня склонила голову над мёртвым медведем, молча постояла минуту-другую, а затем сказала:
Тот выхватил из ножен длинный охотничий нож и присел на корточки рядом с погибшим зверем. Денис и Варвара отнесли домой обе сабли, пищаль, шкатулку и серебро, положили всё под печку и вернулись. Тем временем зятья Офтая притащили две треноги и два котла, напомнили их водой, развели под ними костры и, немного отдохнув, прикатили два бочонка с позой.
Инжаня всыпала в кипящую воду ароматные травы и ягоды можжевельника. По всей деревне разнёсся их запах, и люди потихоньку стали собираться возле окутанных густым паром котлов, в которые Тумай начал бросать куски медвежатины…
— Что нам делать с лапами, головой и шкурой? — спросил Денис у жены, когда закончилось пиршество.
— Как что? Череп пусть висит на крыше дома, а лапа на крыше хлева, — Варвара указала рукой на конёк избы. — Пускай охраняют нас и нашу корову от чар шятней и от злых вайме из Тона ши. Вторая лапа тоже нужна. Я же содай. Лечить буду. Тебя. Себя. Всех, кто просит.
— Медвежьей лапой? — изумился Денис.
— Ага, — кивнула ему жена. — Алганжейхть боятся лапы офта.
— Нам и шкуру отдают…
— Опять нам кисель делать… — вздохнула Варвара. — Много возиться!
— Скорняку бы отдать… — сказал кузнец.
— Серебро не тратим! — едва слышно шепнула ему на ухо жена. — Прячем в погребе. И деньги, и ларчик. Пусть их там Бохарям-ава охраняет.
— Ещё крестик к копейкам положи, — усмехнулся Денис. — Всё равно ж его не носишь, а он тоже из серебра. Шкуру же надо скорняку навсегда отдать. Пусть мастер её заберёт и делает ней, что вздумается. Зачем нам возиться с ней?
— Совсем ополоумел! — раздражённо посмотрела на него Варвара. — Шкуру чистим и квасим сами! Потом пусть лежит в кершпяле. Спи на ней. Она тебе здоровье даёт и силу мужскую. Мне радость.
— Ненасытная моя! — улыбнулся Денис и обнял её.
Варвара вывернулась из его рук.