Зов Полярной звезды

— А затем, что никому про аэроплан знать не положено. Только штаб знает и мы трое. Куда бы этот ящик потом ни попал, лишние свидетели не нужны. Эх ты, бестолочь, азам не обучен… В прошлый год дураков не сеяли, а каков урожай! И за что тебя в нашей конторе держат?

— Меня не учили безвинных убивать! Я не гайдамак!

— «Безвинных»… Салонный штиль для шлюшек оставь, а здесь не до сантиментов. Либо ты, либо тебя. Нацелился — стреляй!

Вадим выстрелил. Не в Крутова — в сосульку, которая свисала с лиственницы. Сосулька разлетелась вдребезги, как хрустальное бра.

— Всего-то? Клоун!

Крутов покатился со смеху, лягаясь ногами, как жеребец. Это было уже сверх всякой меры. Вадим опустил дуло «браунинга» ниже и еще шесть раз кряду нажал на крючок. Кожаная куртка на груди Крутова лопалась, как будто из нее вырывались гейзеры, а сам он дергался уже не от смеха, выгнулся дугой, опал, растянулся, шкрябая унтами по снегу.

Опустошив обойму, Вадим бросил «браунинг» и помчался по Кольскому тракту — наудачу, ничего не видя и ни о чем не думая.

— Не хочу так! Не хочу-у!

И вот он уже не в четырнадцатом году, а в двадцать третьем и не на продуваемой дороге, а в прогретой веже Чальма. Декорации сменились, но это не помогло. Охваченный жутью и осознанием собственного бессилия, он, как был, без шинели, вырвался из вежи, оттолкнув нойда и выбив у него из рук бубен. Состояние было — хоть топись. Может, так бы и сделал, если б не подскочила Аннеке и не вцепилась мертвой хваткой.

— Куда! Зачем бежать?..

Он остановился, его лихорадило. Но порыв уже угас, ноги вросли в землю. Притиснул к себе Аннеке, заглянул ей под ресницы.

— Твой брат! Его убили мы…

— Ты?

— Нет! Но это был тот, с кем я прилетел сюда на крылатой машине…

Аннеке сжала губы в тоненькую линейку, в ее руке откуда ни возьмись появился острый нож.

— Где он? Я его заколоть!

— Поздно. Я его застрелил. Еще тогда, девять лет назад… Но твоего брата я не спас, не успел…

Аннеке опустила руку, доверчиво и благодарно взглянула на Вадима.

— Ты наказать злодея. Ты сделать все, что можно. Я тебе верить…

Вадим снял с себя костяную ладанку.

— Это вещь Явтысыя. Теперь я вспомнил, как она ко мне попала. Возьми. Она принадлежит тебе, твоему р-роду…

Аннеке положила амулет на ладонь левой руки, правой погладила ее, как живое существо. Вадим смотрел на девушку, а в груди ворочался большой шершавый шар, мешал дышать, перекрывал горло, больно тыкался в сердце.

Из леса, окружавшего стойбище, долетел рев, уже однажды слышанный Вадимом на озере. Аннеке содрогнулась, прижала ладанку к груди.

— Ты слышать?

— Да. Медведь. Аскольд называл его Талой.

— Не просто медведь. Оборотень, берендей…

— Это тебе твой дед сказал?

— Все говорить. — Она с опасением покосилась на ельник, который уже заволакивала вечерняя полутьма. — А еще говорить, что это Черный Человек. Он уметь превращаться в медведя, ходить вокруг Сейда.

— Что еще говорят?

Народные выдумки и пересуды прорастают не из пустоты, поэтому в них нет-нет да и проглядывает рациональное зерно.

— Черный Человек — это злая колдунья Аццы. Ее давно-давно убить Глеб стрелой с серебряным наконечником, но она прийти из Нижнего Мира и снова вредить саами. Она уметь превращаться в кого угодно: в мужчину, в зверя, в чудище… Ее не брать ни пули, ни ножи.

— Ну уж это-то нетрудно проверить!

— Весной один наш пастух ловить оленя, который убежать с пастбища. Пастух бегать за ним по всей тундре и встретить Черного Человека. У пастуха быть с собой ружье, он стрелять три раза, но Черный Человек остаться живой.

— Может, промазал?

— Он быть очень хороший стрелок. Черный Человек стрелять в ответ, попасть ему вот сюда, — Аннеке показала на свой правый бок, чуть выше печени. — Пастух доползти до стойбища, рассказать все и умереть.

Вадим пожалел необразованную девочку, одурманенную суевериями, помноженными на происки какого-то мерзавца, терроризирующего окрестности Сейд-озера. Попытался сыронизировать:

— Хорошо же в Нижнем Мире р-развита техника, р-раз Черный Человек притащил оттуда огнестрельное оружие, динамит и электрогенератор!

— Не надо смеяться. Черный Человек жить здесь, пока не убить всех нас. Если захотеть, он и вас убить: тебя и всех руши…

Вадим не устоял перед искусом — заключил ее, совсем скуксившуюся, в объятия, принялся осыпать поцелуями. Вблизи паслись олени, выгребали из-под снега мох. Людские интимности их не впечатляли. Зато впечатлили кое-кого еще.

— Потешно! — разрушил пастораль язвительный голос. — Так вот как ты, оказывается, контакты с коренным населением налаживаешь!

Олени паслись справа, а Адель стояла слева, опершись на лыжные палки, и, в отличие от увенчанных ветвистыми рогами животных, не выглядела беззаботной.

Пристыженный Вадим по-быстрому отпустил Аннеке, та отошла к оленям, смахнула снег с их лоснящихся холок.

— А я-то думаю, где он пропадает целыми днями, с утра до вечера! Межнациональные мосты наводит, нечестивцев в православную веру обращает… — зубоскалила Адель, наслаждаясь производимым эффектом.

— Не говори о них дурно, они такие же, как мы. Только не в столицах живут…