До оконного проема – метров пять. Но эти метры кажутся мне не короче световых лет. Бесконечная космическая бездна. Ноги будто примагнитились к полу. И тогда я отдираю их, как мне кажется, вместе с половицами, и бегу!
Бегу, будто в замедленной киносъемке – так показывают спортсменов во время установки ими очередного рекорда. Сейчас я тоже установлю свой личный рекорд. Пускай и последний в этой долбаной жизни.
Пробитое башкой стекло сыпется с неба хрустальным дождем. Осколки еще висят в воздухе, когда мои ступни все так же тягуче, словно в киношном замедлении, отделяются от подоконника…
Глава 23
Цветок Апокалипсиса
Передо мной на огромной скорости вращалось «чертово колесо» с раскрашенными в ярко-желтый цвет кабинками, от мелькания которых рябило в глазах. Я сразу узнал этот парк. Я видел его в маленьком городке Припять Украинской ССР, куда меня направляли из Светлопутинской облпрокуратуры для обмена опытом года два назад. В этом никому не известном городишке, как оказалось, одни из самых низких показателей по уровню преступности в Союзе. Вот многомудрое прокурорское начальство и решило, что пора погрязшему в уголовщине Светлопутинску, который никак не хотел встявать на светлый путь, по-прежнему оставаясь все тем же блатным Черногрязинском, перенимать драгоценный опыт более успешных коллег. Но, как всегда, начальство перемудрило: городишко оказался закрытым и, более того, научным. Градообразующее предприятие – Чернобыльская атомная электростанция – располагалось в двух километрах от него и обеспечивало безбедную жизнь всему его небольшому населению. Чернобыль и Черногрязинск – это даже созвучно: Черная быль и Черная грязь. Но на этом сходство заканчивалось. Снабжение жителей тут было на высоте. Первое, что меня поразило по приезде в Припять, – это обилие автолюбителей. Похоже, во многих семьях здесь имелся личный автомобиль! Это было уму непостижимо. Даже в областном Светлопутинске на улице можно было увидеть только казенные «Волги», среди которых редко-редко промелькнет «жигуленок» какого-нибудь гостя из южных республик, приехавшего торговать гнилыми помидорами. Окончательно же меня добила любительская колбаса, которая лежала на прилавках продмагов СВОБОДНО! Я попал в настоящий заповедник коммунизма, где воплотились лучшие черты советской власти, а худшие были не так заметны. Нет, я и впрямь очутился в фантастическом городе будущего, которому мирный атом давал все: и тачки, и колбаску, и даже самый ценный товар – водку! Причем последнюю – в неограниченных количествах. Ощущению пребывания внутри научно-фантастического фильма в значительной степени способствовала ажурная башенка на горизонте – как мне объяснили, построена она над третьим энергоблоком атомной электростанции для чего-то там – для чего именно, я так и не понял. Никогда не любил в школе физику.
Надо ли говорить, что от такой своей фантастической сытости местные очкарики не спешили кромсать друг друга ножичками и срывать на улицах шапки с прохожих, а, наоборот, тыкались в умные книжки или в крайнем разе вели тихие диссидентские разговоры на кухнях – под водочку и все ту же культовую любительскую колбаску.
Помню, в тот раз мы нахрюкались с очумевшими от безделья местными прокурорскими экспортной «Посольской» водки с винтовой пробкой, какой я до тех пор ни разу и не видывал. А тут она валялась на прилавках свободно. Нарезались мы, значит, этого божественного напитка стоимостью аж 6 рублей 20 копеек за пол-литра (против «андроповки» за четыре двадцать) – и пошли кататься в местный парк аттракционов. Погудели так, что чертям тошно было. Но чертова колеса на этом месте не было – это я помнил точно.
«Колесо обозрения должны открыть на майские праздники восемьдесят шестого года, – сказал кто-то в моей голове. – Но не успеют…»
– Почему не успеют? – удивился я. – Еще же уйма времени! Два с половиной года!
Но Голос-в-Голове замолчал.
В небе сверкало солнце, круглое и блестящее, как юбилейный рубль-«картавчик» – только без головы Ильича. Вдалеке торчала дерзким фрейдистским вызовом совковой морали фаллическая башня третьего энергоблока АЭС. Я даже удивился, как я ее увидел отсюда – она вроде бы не видна из парка. А тут я рассмотрел ее во всей красе – видны были даже разноцветные полосы на трубе. На крыше жилой высотки за оградой парка ярко белели гигантские буквы: