Зверь в чаще леса (СИ)

— Я не приказываю тебе, — едва не зарычал Эрик, но взял себя в руки, заметив, что Чарльз снова весь напрягся, как струна, пытаясь понять, чем на этот раз разгневал своего господина. — Теперь это твой дом. И твое место — рядом со мной. Я не против, если ты сделаешь его… более удобным для себя. В разумных пределах.

— Меня все устраивает.

— Да неужели?

— Да.

— Опять, — на этот раз рык сдержать не удалось. — Просто ответь на вопрос.

— Я не заварил чай, потому что Вы его не просили, — ответил Ксавьер и, заметив хмурый взгляд Эрика, тихо добавил, ковыряя еду вилкой из набора столовых приборов, найденных при уборке. — Если Вы хотите знать, меня правда все устраивает. Тут хорошо. И я бы сделал чай, но без выпечки он какой-то пустой, — Чарльз слегка пожал плечами, а Эрик навострил уши, что явно встревожило человека. — Я сделал что-то, что Вас расстроило? — напряженно спросил юноша.

— Нет, — коротко ответил Эрик и не сказал больше ни слова, пока не закончил с едой. Но поднявшись из-за стола и наблюдая за тем, как растрепанный Чарльз собирает посуду, Эрик нахмурился. На душе снова заворочалось тяжелое чувство, и Леншерр, прижав уши, отвел взгляд от своего человека, не зная, что ему еще сделать. Хотелось просто схватить его, поднять над землей и хорошенько встряхнуть, чтобы выбить из него всю эту дурь и снова превратить в того, пусть и напуганного, но живого человека.

— Разберись здесь и можешь отдохнуть остаток дня, — негромко произнес Эрик, все еще не смотря на своего человека, но определенно чувствуя на себе его удивленный взгляд.

— Я не нуждаюсь в отдыхе…

— Я не спрашивал твоего мнения, — и снова голос низкий и рычащий, но Чарльз даже не вздрогнул. Эрик все же посмотрел на него и медленно выдохнул. — Сегодня ты отдыхаешь. А завтра я решу, что с тобой делать.

***

Нога болела так сильно, что Чарльзу казалось, легче будет ее отрезать, чем дальше мучиться с этой болью. Он думал об этом каждый раз, когда был вынужден на нее наступать, и содрогался от боли всем телом, когда в его руках оказывался нож. Порой и правда казалось, что легче срезать покрасневшую и припухшую часть ноги, чем ждать, когда боль пройдет, но Чарльз сдерживал себя и продолжал работать над мазью. Благо он знал рецепт. Небольшая удача в этом мрачном пугающем месте — книжный шкаф, в который он все же заглянул после своего освобождения. Глупо было бы надеяться найти какие-то летописи или рассказы о рыцарских подвигах, которые могли бы отвлечь его от происходящего, но Чарльз все же не ожидал, что книги в его спальне практически все окажутся алхимическими трактатами о физическом преобразовании, в которых он не мог понять каждое второе слово.

Его пальцы скользили по пыльным корешкам старых фолиантов, и среди прочих книг он наткнулся на парочку исторических трудов (которые Чарльз тут же отложил, чтобы позже прочитать), а затем на пару толстых книг по военной тактике, открыв которые, Чарльз даже не смог понять язык, на котором они были написаны, и он с сожалением отложил их на место. Но вот в самом низу шкафа, когда глаза уже болели от непонятных алхимических знаков, он наткнулся на маленький ветхий томик по врачеванию, благодаря которому и узнал рецепт лечебной мази, чтобы обрабатывать свою несчастную ногу. И это медленно, но верно помогало.

Вот только время не лечило его разум, и страх, который стал прятаться за отрешенностью и замкнутостью, закрепился еще сильнее в его душе.

Стоило Эрику только зарычать, как перед глазами вставала пустота, а в ушах стучала кровь, и слышались тихие удары капель воды о пол камеры. И Чарльз готов был сделать что угодно, лишь бы не возвращаться туда. Потому так странно было видеть, как изменилось поведение Эрика. Да, он говорил, что подвал был наказанием, а комната с кроватью поощрением. И что чем прилежнее вел себя Чарльз, тем лучше могла стать его жизнь. Но все же было в его поведении что-то еще, чего сам Ксавьер понять не мог. Да и не пытался разобраться. Его пугало то, что время от времени он просто не чувствовал от него угрозы. И в такие моменты приходилось напоминать себе о боли в ноге и ребрах, повторять, что Зверь лишь играет, и в любой момент может причинить боль. На этот раз он точно знал это и не собирался забывать.