Зверь в чаще леса (СИ)

Свет вырвал из мрака мягкий ковер и дорогую мебель, рыцарские доспехи и столик, на котором стояли шахматы с недоигранной партией, а когда Чарльз подошел к стене в поисках камина, то издал тихий вздох и даже отступил на шаг, не поверив своим глазам. Все стены были сплошными книжными стеллажами из дорогого красного дерева. Полки были уставлены сотнями книг и разделялись между собой статуями каких-то женщин, видимо, когда-то они были прекрасными дамами, вдохновлявшими скульпторов на новые работы, но у всех почему-то были разбиты лица, что придавало им какой-то жуткий потусторонний вид. Некоторые книги лежали на столике, а какие-то и вовсе валялись на меховом ковре. Среди полок Чарльз все же нашел каменный участок, где и располагался камин, а над ним висела огромная карта королевства, исполосованная длинными звериными когтями, но все еще узнаваемая и прекрасно выполненная работа картографа. Чарльз почти залюбовался ею, но вовремя опомнился, и принялся разводить огонь в камине, и, только когда пламя хищно затрещало на толстых поленьях, с облегчением выдохнул.

— Ну вот, теперь здесь будет поуютнее, — пообещал он Эрику и с приветливой улыбкой направился к постели Зверя. Теперь света хватало, чтобы хорошо ее рассмотреть, и она и впрямь оказалась просто огромной. Настоящая кровать со столбиками, украшенными причудливой резьбой, изображающей перемешанных между собой сражающихся воинов (далеко не самое подходящее зрелище перед сном, подумал Чарльз), на которых должна была держаться тяжелая ткань. Должна была, но вместо нее с перекладины под потолком свисал лишь оборванный кусок палантина, который, видимо, уже давным-давно сорвали. Чарльз забрался в кровать и с удивлением посмотрел на Эрика. Он… Казался другим. Ксавьер не сразу понял, в чем дело, но затем осознал, что проблема была снова в лице Зверя. Оно стало куда более человечным, настолько, что даже показалось юноше смутно знакомым. Теперь не было звериных черт, искажающих человеческую красоту Эрика. Чарльз бы и вовсе назвал его лицо человеческим, если бы у него все еще не оставались бархатистые звериные уши и неизменные витые мощные рога.

— Эрик, — тихо позвал Чарльз, но Зверь не отозвался, только нахмурился и часто задышал. Его начало лихорадить, а озноб только усилился. — Сейчас-сейчас, подожди немного! — Чарльз вскочил с кровати и тихо зашипел, неудачно наступив на больную ногу, прихрамывая, побежал в зал, и вернулся с пледами, принялся укутывать Эрика, в надежде, что это поможет ему согреться. Любой нормальный человек давно бы уже обливался потом под таким слоем одеял и пледов. Но Эрик только продолжал тяжело дышать, а Чарльз и не знал, чем ему еще помочь, только надеялся, что он и в правду не по-человечески силен и переживет это.

— Я побуду с тобой, хорошо? — тихо спросил Чарльз, не ожидая ответа, но считая, что должен спросить разрешения вслух.

Он устало лег на широкой кровати рядом с Эриком, сохраняя дистанцию, но чувствовал себя неловко и напряженно. Однако он боялся, что если уснет на диване или в соседней комнате, то не услышит, если Эрик вдруг его позовет. Сейчас он совсем не походил на того грозного Зверя, которого Чарльз встретил в лесу. И он вовсе не желал ему смерти.

— Поправляйся, — тихо пожелал Ксавьер и протянул руку, убрал растрепанную прядь волос с лица Эрика. Он всмотрелся в него, аккуратно провел кончиками пальцев по рыжеватой щетине и едва не коснулся тонких бледных губ, но отдернул руку и нахмурился.

Он определенно где-то уже видел его, но не мог вспомнить, где.

Так Чарльз и уснул, перебирая в памяти всех знакомых и даже тех, о ком он просто слышал или видел на гравюрах в книгах, но никто из них не был похож на Эрика.

***

Эрик уже ненавидел собственную немощность. Злился на свое тело, которое не подчинялось его воле, ненавидел раны, которые не желали заживать. Но сложнее всего ему было выносить одну лишь мысль, о том что Чарльз ежедневно видит его в таком состоянии. Отчего-то в сознании Эрика перед этим человеком он ни за что не должен был представать слабым, а сейчас он был не опаснее домашнего ягненка, хоть и старался показать, что это вовсе не так. И все равно он был вынужден принимать заботу Чарльза, зависел от него, как ни от одного живого существа за всю свою жизнь. И каждый день, пока Эрик был в сознании, а не лежал в горячем забытье, он боялся, что Ксавьер просто бросит его. Он имел на то и полное право, и достаточно причин. Но, глядя в ясные голубые глаза Ксавьера, Эрик не видел там ни злости, ни глумления. Ничего, кроме теплоты, причин которой Эрик все еще не мог понять, но старался не спугнуть ее.

— Ты приготовил чай? — спросил Эрик еще до того, как Чарльз вошел в его спальню. Глупый вопрос, конечно же, он знал, что Чарльз заварил чай, даже знал, сколько листьев мяты он туда добавил.

— Конечно. Выпечка гораздо лучше подходит к чаю, чем к обычной воде, — с улыбкой сообщил Чарльз и вошел в спальню с подносом в руках. Он все еще прихрамывал и потому старался идти медленно, чтобы нечаянно не уронить дорогой фарфоровой сервиз.