Эрик очень медленно наклонился к Чарльзу, давая ему время отстраниться или просто сдвинуться с места, убрать когтистую руку со своего лица, но юноша этого не сделал, только взволнованно вздохнул, когда Леншерр очень осторожно коснулся губами его мягкой щеки и так и замер, чувствуя, как по телу прошла легкая дрожь. Он глубоко дышал и больше не улыбался, наклонился к шее Чарльза, почти касаясь ее носом и обжигая дыханием. От человека пахло чаем и книжной пылью, сушеными цветами и совсем немного потом, вперемешку с запахом костра, горящего в камине. Эрик прикрыл глаза и глубоко задышал этим запахом, наслаждаясь и расслабляясь под его воздействием. Его рука скользнула от щеки Чарльза к его волосам, и пальцы запутались в мягких прядях.
Ксавьер все так же оставался на месте, но робко протянул руку к Эрику, коснулся кончиками пальцев его подбородка, словно желая, но не позволяя себе коснуться его губ. Чарльз нервно сглотнул, когда Эрик сам чуть наклонил голову и коснулся губами его солоноватых бледных пальцев.
— Эрик… — со вздохом произнес юноша и едва заметно улыбнулся. Его дрогнувший голос словно развеял пелену забвения, и Леншерр тут же отпустил юношу и отстранился, взволнованно посмотрел на него, боясь увидеть в ясных глазах страх и отвращение.
— Прошу прощения, — с непривычным для самого себя испугом проговорил Эрик и даже поклонился Чарльзу, боясь смотреть ему в глаза и чувствуя, как страх охватывает его.
Он так давно ни к кому не прикасался, что уже смирился с этой частью своего проклятья. И, глядя на Чарльза, мог просто любоваться им, понимая, что юноша добровольно никогда бы не позволил большего, а Эрик бы ни за что не склонил его к близости силой. Нет, ни при жизни человеком, ни после проклятья, Эрик Леншерр никогда не был насильником и сейчас не собирался переступать эту черту.
— Все в порядке, — тихо произнес Чарльз, и Эрик ощутил, как подминается кровать от его движения, но юноша не сбегал, а напротив, вновь придвинулся ближе. Леншерр удивленно посмотрел на Чарльза и с удивлением отметил, что тот залился румянцем, и запах его изменился, наполнился странным волнительным ароматом, который Эрик прежде не чувствовал. Он был такой тонкий и располагающий, да и Чарльз не казался напуганным и отвращения не испытывал. Скорее волнение и смущение одновременно. Он нервно вцепился в покрывало и смотрел Эрику в глаза, словно ожидая, что он прочтет его мысли.
Сердце пропустило удар.
Эрик двигался, как во сне, и то расстояние, что отделяло его от Чарльза, показалось ему бесконечно огромным, хотя сам он преодолел его за несколько секунд. Пальцы едва ли не тряслись, когда он положил их на затылок юноши, осторожно и бережно, боясь, что если он сожмет его так сильно, как желает, то только отпугнет его окончательно, ведь он даже не был уверен, что Чарльз и в самом деле дал свое согласие…
Эрик уже не помнил, когда в последний раз кого-то целовал. Само это ощущение казалось выдумкой из старой сказки, и воспоминаний об этом Леншерр уже не мог выудить из своего сознания. Там были образы и силуэты множества девушек, с которыми он когда-то был, и он знал, что делал с ними, но уже не помнил ощущений. И, коснувшись губ Чарльза в столь целомудренном поцелуе, что его можно было бы принять за нежное приветствие, свойственное в странах далеко за морем, Эрик замер, просто позволяя себе это чувствовать.
Губы, теплые и мягкие, и лицо Чарльза так невероятно близко, что Эрик чувствовал его сбитое теплое дыхание и поглаживал его шею, пытаясь успокоить юношу. Первое движение губ — Эрик помнил, что нужно делать, но чувствовал, что целуется будто впервые в жизни, и ощущения лавиной накрыли его ослабшее тело, а кровь закипела в жилах. В мыслях, где Эрик раньше даже не позволял себе ласкать Чарльза, подобно лесному пожару, горело желание, а в памяти яркими вспышками загорались десятки и сотни вещей, которые он бы хотел сделать с Чарльзом прямо сейчас.
Чарльз отвечал на поцелуй почти робко, но, Боже! Он отвечал ему. По своей воле, без принуждения и страха. И Эрик до сих пор с трудом верил в реальность происходящего. Но даже если он вновь лежит без сознания, умирая от лихорадки, он был готов умереть, если последним бредом его больного сознания будет именно этот момент, и он будет с Чарльзом перед тем, как все исчезнет для него навсегда.
Эрик отбросил бинты и обеими руками обхватил лицо юноши, уже не сдерживаясь в поцелуе, набросился на него с тем звериным голодом, тоской и одиночеством, которые съедали его долгие годы. Он повалил Чарльза на кровать и накрыл его своим телом, распаляясь с каждой секундой, но, почувствовав, как напрягся Ксавьер под ним и как испуганно уперся в него руками, Эрик насильно заставил себя отстраниться от манящих алых губ, которые сейчас были для него единственным источником жизни.
— Я… — начал было Эрик, не зная, что сказать, опьяненный вкусом поцелуев, и желая окончательно потерять голову. Но только если Чарльз ему позволит.