Борис, конечно, не знал, о чем тут спорили до его прихода, но что разговор велся на повышенных тонах, было ясно и так – что называется, к бабке не ходи. Он подумал, как обидно будет, если дамочка не по его ведомству. В первую очередь, разумеется, ему, потому что только зря прокатился, да и не поспал толком к тому же. Медикам, конечно же, тоже не повезет, потому что придется заполнять кучу бумаг и иметь массу головной боли из-за пациента с неизвестными паспортными данными. Но больше всего проблем будет у его коллег, которым нужно будет заводить еще одно дело и искать теперь уже родственников пострадавшей. Но что-то неясное – скорее всего, его знаменитое хваленое чутье – подсказывало ему, что это вполне может оказаться «его» пострадавшая. «Вот сейчас и узнаем», – сказал он сам себе и преувеличенно бодро обратился к коллеге:
– Куда идти? Показывайте. Пойдем, посмотрим, что вы там за девушку подобрали.
Его провели к лифтам, подняли на пару этажей вверх, потом провели какими-то коридорами, подозрительно напомнившими ему его навязчивые сны, потом завели в кабинет и велели переодеваться – выдали прозрачный, похожий на дождевик халат, шапочку и бахилы.
– Она очень плоха. К ней нельзя в уличной одежде, нужно хоть какое-то подобие стерильности, – со слабым оттенком вины в голосе объяснила женщина-доктор.
– Понимаю, – кивнул Коваленко и под одобрительными взглядами женщины даже вымыл руки с мылом.
Прежде чем войти в палату, он еще раз внимательно изучил фотографию Елены Царёвой, которая была у него с собой вместе с еще несколькими фотографиями по разным делам. Нужно было убедиться, что он помнил, как женщина выглядит. Убедился: помнит. И вошел.
Дальше всё было как во сне. Неопознанные медицинские запахи в стерильной палате интенсивной терапии. Запах пластика. Запах крови. И еще какой-то запах, смутно знакомый Борису. Даже не запах – призрак запаха.
Женщина на кровати. Или как это правильнее назвать? Стол? Топчан? Кушетка? Женщина обнажена, но прикрыта сверху белой простыней от груди до коленей. На лице – дыхательная маска с тянущейся к ней трубкой. Руки утыканы иголками, к которым ведут несколько прозрачных трубочек от капельниц. И аппараты, назначения которых он даже не знает толком.
Даже того, что видно из-под простыни, хватает, чтобы понять: женщина не жилец. Или как это правильно сказать по отношению к женщине? Не жилица? С такими травмами не живут. Руки и ноги изранены так, словно ее рвало какое-то животное. Раны, раны, раны… «Кто? – спросил себя капитан. – Собаки? Непохоже, раны слишком глубокие. Но надо уточнить». Лицо тоже повреждено. Губы явно были разорваны, но уже начали затягиваться. Без швов, неаккуратно, будут рубцы и, возможно, проблемы с речью. Если выживет, без пластики не обойтись. Волосы в крови, свалялись колтуном. И то, что накрыто, судя по просочившейся крови, выглядит не лучше.
– Можно поднять простыню? – спросил Коваленко у женщины-врача.
Она молча кивнула. Он подошел к кровати вплотную и осторожно раскрыл лежавшую без сознания женщину. Так и есть. Живот тоже нес на себе следы рваных ран, но врачи уже провели экстренную операцию, добавив еще и разрез, и наложили швы, как и куда смогли. Зрелище было не для слабонервных. На ребрах были только ссадины и кровоподтеки, и это, пожалуй, было самым безобидным из всего, что увидел Борис.
Теперь пора было внимательно рассмотреть лицо и попытаться понять, кого именно он видит перед собой. Была ли это разыскиваемая им в последние дни женщина? Учитывая, что капитан видел ее только на фото, задача перед ним стояла не самая простая. И, тем не менее, внимательно всмотревшись, он пришел к выводу, что это всё-таки Царёва. Скорее да, чем нет. По крайней мере, очень на неё похожа.
– Кажется, это моя девочка, – сказал он, повернувшись лицом к Калашникову. – К утру вызову мужа на опознание, а там будет видно. Но, скорее всего, заберу ее себе.
Коллега честно попытался скрыть радость, но ему не очень это удалось.
– Не радуйся раньше времени, сглазишь, – пожурил его Коваленко.
– Вряд ли, – уже в открытую скалясь, ответил Калашников. – Зная твое чутьё, можно быть уверенным, что это она.
– Скорее всего, так и есть, – кивнул Борис. – Насколько я могу судить с учетом всех этих повреждений.
Он повернулся к дежурному врачу.
– Если мы с её мужем подойдем на опознание часов в семь, нормально? – спросил он.
– Конечно, – согласилась женщина. – У нас пересмена в 8, тогда же планёрка и потом обходы. По результатам вашего опознания я уже смогу что-то доложить главврачу.
– Вот и договорились, – сказал Коваленко. – Тогда пока мы пойдем, позавтракаем, а, Саныч?
– Пошли, – устало моргнул в ответ на предложение довольный Калашников. – Тут есть круглосуточная кафешка недалеко.