Зверь в тебе

А потом приснился сон, который сразу же захватил все его органы чувств настолько, что вообще сложно было бы понять, сон это вообще или всё-таки уже явь? Впрочем, этим вопросом Коваленко озадачился уже много позже, проснувшись окончательно, а пока он вновь, уже почти привычно, различал целую симфонию различных звуков, цветов, запахов… Снова лес. Зимний заснеженный лес, кажущийся знакомым основными нотами этой симфонии. Место было явно известным ему. И он видел перед собой зверя, которого тоже откуда-то знал. Не внешне, нет, но вот запах он определенно уже где-то встречал.

Зверь отдаленно напоминал кого-то из семейства волчьих. То ли это была крупная помесная собака, то ли все-таки метис собаки с волком, то ли вообще какой-то мутант: крупная зверюга с длинными ногами, удлиненной пастью с торчавшими наружу острыми клыками, острыми, тоже длинноватыми ушами, даже с виду чуткими и подвижными, и худым, но жилистым телом, покрытым густой шерстью разных оттенков серого.

Смотрелся он угрожающе и весьма внушительно, сразу видно было, что создан он для охоты, однако страха у Бориса он не вызывал, скорее злость и негодование. И когда он понял причину этого негодования, то даже не успел удивиться: зверь был противником. Он был на его, Бориса, территории и посягал на его законную добычу, практически уже готовую к тому, чтобы быть съеденной. Как бы там ни было, она пахла невероятно вкусно – так вкусно, что от ее запаха сводило все внутренности и хотелось наброситься на нее прямо сейчас, в эту же самую секунду. И нужно ли объяснять, что и сам Борис в этом сне был зверем? Правда, насколько он вообще мог судить о собственном внешнем виде, его шерсть была рыжевато-палевой.

Противник стоял так, что закрывал добычу от Бориса. Он вздыбил шерсть, оскалился и зарычал, пытаясь отбить ее, но Борис был категорически против. «Моё! – рыкнул он на соперника. – Моя территория и моя добыча! Убирайся!» Чужак встал на дыбы и попытался достать его длинной когтистой лапой, но не тут-то было: зверь, который был Борисом, поднырнул под вскинутой лапой и молниеносным броском, направленным под ребра, сбил его с ног. Два зверя закружились в драке. Серия выпадов, укусов, ударов сменилась сцепкой, когда плохо уже было понятно, кто именно в кого чем вцепился. Они рычали, кусались, боролись, разбрасывая в стороны клочки шерсти и шкуры и капли крови. Жертва, рыжая окровавленная женщина, этого уже не видела – она лежала прямо в снегу, давно потеряв сознание.

И всё же Борис победил. Его соперник, огрызаясь, но поджав хвост под изрядно ободранный живот, ретировался с места драки, и теперь жертва всецело принадлежала победителю. Правда, пахла она уже не так восхитительно, как раньше, – пряной нотки страха в букете ее запаха уже не ощущалось, – но и так было очень даже хорошо. Зверь, хромая, подошел к ней, вдумчиво и с наслаждением обнюхал вожделенную добычу, отвоеванную в честном бою, облизнулся, а потом, крепко схватившись зубами за ее одежду в области шеи, забросил ее себе на спину и понес в глубь леса – пировать…

Он проснулся от собственного крика, сидя на полу. Тьма не была полной, с улицы в комнату попадал свет ночных фонарей. Всё было отлично видно, и Борис даже удивился тому, в каких мелочах он видит свою спальню. А в следующее мгновение его удивление сменилось испугом, а потом переросло в дикий ужас. Он увидел, что постельное белье на его кровати снова изрезано, и сразу же понял чем: кисти его рук были непропорционально удлиненными по сравнению с остальным телом, и на них вместо всегда очень коротко подстриженных ногтей росли длинные, похожие на звериные, прочные даже на первый взгляд когти. Борис застыл на месте и продолжал смотреть на свои руки, словно надеясь на то, что это всего лишь продолжение сна, что сейчас он моргнет – и окажется, что это просто ему приснилось. Но ничего не менялось. Когти никуда не девались. Поддавшись какому-то секундному порыву, Борис вскочил с места и подбежал к зеркальной двери шкафа-купе. Из глубины зеркала на него смотрел странный то ли человек, то ли монстр. У него были длинные руки и ноги, покрытые короткой шерстью (или просто густыми волосами?) рыжеватого цвета, с когтями вместо ногтей. Лицо было странно удлиненным, челюсти – вытянутыми вперед и вниз. Волосы теперь достигали плеч, усы и борода отросли как минимум на месяц с полным отсутствием бритья. Но самым жутким Борису почему-то показались желтые, без белков глаза с широкими темными зрачками, которые смотрели на него с лица этого, с позволения сказать, господина. Это его и добило. Он коротко и высоко, словно женщина, взвизгнул, сознание его поплыло, и он упал на пол, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы удержаться. Когти оставили глубокие борозды на дверце шкафа и частично – на уже пострадавшем паркете. «Так вот каким кинжалом поцарапало мою постельку», – судорожно цепляясь за сознание, подумал Коваленко.