Вот только он сам, своими глазами видел то, что видел. И, пожалуй, теперь вряд ли кто-то сможет его убедить в том, что он просто и безобидно сошел с ума на почве переработки и отсутствия регулярной сексуальной жизни.
– Боря, алё! – Парфёнов пощелкал пальцами у него перед глазами. – Ты заснул что ли? Очнись!
– Я тут, всё нормально, – отозвался Коваленко, «отмирая». – Пойдём, я всё тебе расскажу, а ты решишь, какого доктора ко мне вызывать.
Они вернулись на кухню, к недопитому кофе, и капитан подробно, в лицах, картинках и чувствах стал рассказывать другу свои сны последнего времени, в том числе и тот, что приснился ему этой и предыдущей ночью. По мере того, как он рассказывал, лицо подполковника то мрачнело, то светлело, но удивления на нем так и не появилось, и Борис был уже практически уверен в том, что его друг знает гораздо больше, чем пытается ему показать.
– И что ты сделал перед тем, как проснулся? – еще раз уточнил Парфёнов.
– Я забросил ее на спину и понес в лес, – отхлебывая уже остывший кофе, сказал Борис.
– Ты вот прямо увидел это?
– Да, обнюхал ее, взял зубами за одежду, перекинул на спину и понес. А потом проснулся. Всё.
– Ты уверен, что не сам принес ее в это место?
Борис с интересом посмотрел на друга и начальника.
– А с чего ты вообще взял, что я должен быть в этом уверен? – спросил он, добавляя в голос сарказма, так чтобы это было заметно. – И почему вообще ты задаешь мне такой вопрос? Я рассказал тебе всё, что видел, без утайки. Какие причины у тебя думать, что я могу быть причастен к тому, что произошло?
– Нууу… – протянул Дмитрий, – судя по твоим же словам. Ты же сам говоришь, что женщина и ее голос показались тебе во сне знакомыми. О чем это может говорить? Возможно, о том, что ты знал эту женщину. Или о том, что ты сам привел ее в лес.
Борис улыбнулся.
– Сразу видно, товарищ начальник, что Вы плотно сидите в кабинете и давно не работали в поле, – сказал он, стараясь показать, что это тот самый случай, когда в каждой шутке есть лишь доля шутки, а всё остальное – правда. – Выводы у тебя какие-то нелогичные.
– Это еще почему? – заломил бровь подполковник.
– А потому. Вот смотри. Начнем с того, что я рассказывал тебе сон. То есть не воспоминание, не события, которым я стал очевидцем, не оперативные сводки. Всего лишь сон. Соответственно, задавать мне вопросы о нем, как если бы это было на самом деле, не совсем правильно. Узнать ее голос во сне я мог и по причине того, что уже видел ее наяву, и потому что она мне просто кого-то напоминает. В конце концов, может быть, пока я спал, кто-то из моих соседок ругался с кем-то под окном, и этот голос проник в мой сон, и я его узнал…
Дмитрий кивнул.
– Разумно. Я согласен с тобой. Но это не отменяет моего вопроса. Повторю еще раз: ты уверен, что во сне не приводил эту женщину в лес?
– Нет, не уверен, – ответил, подумав, Коваленко. – Я вообще ничего не помню до того момента, с которого начал свой рассказ. Может быть, в ту ночь мне и снилось что-то еще, но в памяти этого не осталось. Гораздо интереснее другое – почему сегодня я увидел сон-продолжение? Значит ли это, что ты прав, и сон не есть просто сон?
Парфёнов грустно посмотрел на него.
– Мне кажется, у меня есть ответ, – сказал он, – но, боюсь, тебе он может не понравиться.
– Да к чёрту! – вспылил Борис, которого все эти расшаркивания друга уже изрядно достали. Сейчас он был уже уверен в том, что Дмитрий, что называется, «в теме». – Димка, хватит вести себя со мной так, словно я психически больная выпускница школы для кисейных барышень! Ты ведь явно знаешь, что за хрень со мной произошла, так скажи, хватит задавать наводящие вопросы и ходить вокруг да около.
Друг встал, подошел к окну, и, повернувшись к Борису спиной, почти минуту рассматривал двор. Наверное, ему надо было обдумать свои слова, и Коваленко почти физически ощущал натянутую, словно струна, тишину. Он ждал, стараясь усмирить свой гнев, но в то же время понимая, что имеет на него полное и неоспоримое право. Наконец Дмитрий повернулся к нему, упершись поясницей в широкий подоконник, скрестил руки на груди и сказал:
– Хорошо, если ты так хочешь.
Борис в секунду подобрался, словно собираясь прыгать в бездну.
– Да, действительно, я кое-что знаю о тебе и о том, что произошло и происходит. Но, боюсь, такие новости с бухты-барахты не рассказывают даже опытным ищейкам с идеальным нюхом.
Коваленко фыркнул.
– Причем я использовал и слово «ищейка», и слово «нюх» в прямом смысле слова, дорогой мой друг, – продолжил подполковник. – Ты, главное, не волнуйся, живут и с этим, а если правильно распорядиться своими умениями, живут очень даже неплохо, а главное – долго.
– Твою мать, Парфёнов! – рявкнул Коваленко, подорвавшись с места. Его распирало бешенство. – Да хватит уже! Говори прямо! Я оборотень??? Если ты скажешь, что и два разодранных матраса, и когти на собственных руках мне привиделись, я тебя точно укушу!
– Да, – тихо и очень спокойно сказал мужчина. – Ты оборотень. Не нужно меня кусать.