Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Но для дерева было уже поздно радоваться – Судья совершил последний пируэт, изогнувшись и оперевшись на косу, как на шест, проскользнул мимо буйствующего дубового корня и в приземлении рассек тугой, сплетенный неизвестной силой узел древесных стволов наискось от края до края. В клубке мгновенно разошлась жуткая рана, пышащая темной мякотью, но помирать тварь и не думала. Только задергалась еще сильнее, пытаясь отползти.

Хитрое сплетение бревен образовывало большую щель, в которую мог бы поместиться целиком баран или крупная свинья. Черный зев разевался прямо перед псом, обнажая лоно, полностью покрытое тонкими, бледными и неприятно извивающимися корешками. Но не пасть была самым страшным: над ней в гладкую осиновую кору были врощены два человеческих глаза. Мутные, мертвые, остекленевшие, они смотрели слегка в разные стороны, но в целом явно различали и Фауста и все окружающее. Словом, использовался человеческий орган по прямому назначению. И в этих глазах был испуг. Предсмертный ужас жертвы еще не остыл, и они тихо светились остаточным белым сиянием, которое видел только Судья.

«Мерзость какая», – подумал пес.

Подсказка пролетела в миллиметре от его левого уха и с треском вонзилась в полудохлый глаз. Чудовищный древень съежился и начал агонизировать, издавая пронзительные жалобные скрипы. Намек исчерпывающий. Быстро и гладко Фауст отсек косой пласт плоти с обоими глазами. Тот отлетел и шлепнулся на дорогу со звуком и грацией мокрой тряпки. Лишенное источника энергии существо немедленно затихло. Внутри твари пузырилась и подрагивала темно–синяя желеобразная масса.

Пес спрыгнул с взбесившегося бурелома и обратил взор в сторону неизвестного стрелка.

Кошка стояла там, где он ее оставил, возле нервного козла и спокойной, даже скучающей лошади. Она опустила короткий красный лук и вышла из стрелковой стойки. Ее было не узнать, так изменилось ее лицо – заостренное, сосредоточенное, пожелтевшие глаза с тоненькими полосками зрачков сияли, наполненные силой и решимостью. Что-то внутри Фауста перевернулось мягким комком от этого зрелища. Ветер трепал лохматую длинную челку и казалось, что волосы – это что-то отдельное, не имеющее к кошке никакого отношения, просто поселившееся у нее на голове и мешающее целиться. На асфальт у ее ног было высыпано содержимое женской сумочки, и сама сумка тоже валялась тут же опростанным смятым мешком.

Дикари, оказывается, побросали свои копья, попадали на колени и на протяжении всей битвы валялись ничком на дороге, с ужасом и трепетом рабов ожидая развязки. Кошка хищно сощурилась и направилась к ним, быстро и ловко завязывая на ходу непослушные космы в хвост на макушке. Когда же она начала неистово ругаться на кособоком, рваном арабском наречии и трясти дрожащих дикарей за грудки, пес перестал удивляться из соображений сохранения здоровья нервной системы. Он просто сел на упокоенное бревнышко и закурил. Отмордовав перепуганных людей, она властным жестом отправила их в лес за какой-то аброй–кадаброй. Дикари угрюмо повиновались.

C минуту они молча смотрели друг на друга. Прямо, в глаза, без обиняков. Оба не отводили глаз, давая другому понять, что не отступят. Однако это не было диалогом. Скорее настороженное молчание двух полководцев, встретившихся на мосту. У обоих за плечами армия, но шли они в разные стороны и по разным делам. А теперь, вдруг встретившись, присматриваются к возможному сопернику, пытаясь определить, придется ли им драться или удастся разойтись миром.

– Надо стрелы собрать, – наконец пробормотала она.

На левой руке у нее была надета замысловатая перчатка с проводами. По нажатию маленькой кнопки на запястье кошку передернуло, шерсть поднялась дыбом, по перчатке пробежала голубая волна токового разряда и перешла в лук. В ответ оружие мгновенно скукожилось, высохло, уменьшилось раз в пять и приняло вид слегка изогнутой тусклой коряги. Мимикрион – очень редкая порода хищного дерева, реагирующая таким образом на электрические разряды определенной частоты. Такой вот карманный лук со стрелами стоил целое состояние.

Фауст выдернул одну из стрел, протянул кошке и сказал, всячески подчеркивая тоном двусмысленность фразы, имея ввиду ни то интерес к природе чудовища, ни то к неожиданной боевой активности девушки.

– И что это было?

В этот момент из лесу вернулась стайка аборигенов.

– Шаманы хреновы, – со злостью констатировала девушка, то ли в ответ, то ли просто в их сторону. Они, поднатужившись, волочили чье-то безжизненное тело, белое, обрюзгшее, покрытое свежими крючковатыми татуировками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что лицо трупа обезображено – оба глаза были аккуратно то ли выжжены, то ли удалены.